Крестьянский сын, дворянская дочь - [70]

— Какое такое ответственное правительство?

— К нам — русским интеллигентам — западникам, мыслящим людям, либералам.

Николка аж скривился:

— А с чего вы взяли, что мужик, сделав революцию, кинется вас на свою шею сажать. Заполыхают усадьбы и города, а вас перережут, кто сбежать не смог. Я — сам мужик, я знаю. Царя скидывать никто не собирается! Вас — да! Государя — нет!

— Рабская психология, батенька, рабская… Все — от многовекового рабства русского крестьянина и от особого склада славянской психологии. Наш брат славянин как был рабом, так и останется. Недаром в латинских языках эти слова — синонимы. Мы и воевать-то хорошо можем только за господ своих. Сербы вон как в Ангорской битве доблестно за турок сражались, что самого Тамерлана, едва не разбили.

Услышав знакомое имя, Николка и Наталка переглянулись, встрепенулись.

— Как? — воскликнула Наталка.

— Откуда известно? — спросил Николка.

— Невежливо-с, молодые люди, перебивать-с! Ну да ладно, скажу. Приятель мой — любитель древностей, это вам к нему, он тоже, как и вы, славянофил и панславист, Яблоков. Он в реальном служит директором. — при этом Дмитрий Сергеевич многозначительно посмотрел на Николку, словно говоря: «Я, брат, все про тебя знаю: кто ты есть и где обитаешь. Но не скажу, ибо с властями дело иметь — недостойное занятие для интеллигентного человека».

— Славяне — стихия, германцы — порядок! Славянин — порыв, германец — расчет! Славянский дух — чувство, германский — разум! — продолжал свои филослфствования доктор, не замечая, что его болтовню никто, кроме Клавдии, больше не слышит.

Наталка и Николка в тот момент были похожи на взявших след борзых. Появилась ниточка, которая может приблизить к тайне Меча Тамерлана, ведь верить в логику Колоссовского ой как не хотелось. Упускать шанс еще что-нибудь узнать о событиях Ангорской битвы было нельзя, но выпроводить старого болтуна было непросто. Наконец затемно он наговорился и, повторив напоследок наставления по лечению больных, удалился.

— Пора и нам честь знать. — начал раскланиваться Николка, втихомолку условившись с Наталкой о визите к Максиму Фроловичу.

— Клавдия Игоревна, можно завтра будет прийти проведать больного? — осторожно поинтересовалась Глаша.

— Конечно приходи, доченька. — забинтованная головка, вдруг ставшая совсем маленькой, создавала ощущение хрупкости и беззащитности девушки. И старая дева начала испытывать к ней прямо таки материнскую нежность. — Мы с Наташенькой всегда рады тебе. — И тут же спохватилась. — А куда ты собралась, на ночь-то глядя? Переночуешь у нас, места хватит.

Глаше, окунувшейся в уют домашнего очага, была нестерпима сама мысль о возвращении в бордель. Поэтому надо бежать, бежать поскорее от этих милых людей и их семейного гнездышка, иначе расслабишься, раскиснешь.

— Не могу я. Надо идти.

— А где ты живешь?

Николка понял, что еще немного — и Глаша разрыдается, поэтому надо прийти на помощь.

— Я, тетушка, знаю. Я проведу ее.

— Вот и хорошо. — Клавдия сразу угомонилась и тепло распрощалась с девушкой и почти по-дружески — с Николкой.

Ребята были уже на пороге, когда раздался окрик Натальи:

— Глаша? — та недоуменно вскинула взгляд на подругу. — А платье?

Только сейчас все обратили внимание на потрепанный Глашин вид: действительно, в таком наряде идти было нельзя. Наталка порылась в своем гардеробе и, хоть небогат он был, подобрала кое-что приличное для подруги. А пока та переодевалась, все пыталась поймать ее взгляд:

— Что-то не так?

— Тебе хорошо — ты дома. А мне еще с Зинаидой Архиповной объясняться.

— Да, дела…

— Вид у меня теперь нетоварный, работать пока не смогу, а это убытки.

— Ничего, не съест же она тебя, тем более что доктор сказал, что это ненадолго — всего дня на три. Хоть отдохнешь немного от этих кобелей.

— Разве что так! — Глаша, наконец, улыбнулась.

* * *

Разговор с Мамкой вышел действительно тяжелым. Зинаида Архиповна, глядя на перебинтованные руки Николки и бинты на Глашиной головке, дала волю раздражению и грозила всякими карами. Глаше пообещала взыскать неустойку, а Николке — пожаловаться Колоссовскому и брату. Лишь выговорившись, сменила гнев на милость и даже расщедрилась и предоставила девушке отпуск на три дня, для приведения себя в порядок. А вот брату и снохе пожаловалась, и Николка получил от них нагоняй. На его счастье Колоссовский был в командировке, а то пожаловалась бы и ему. А пока Глаша получила свободное время, которым она воспользовалась — работала сиделкой у раненого Кирилла. Медицинский патронаж у нее получался так, что девушка удостоилась лестного отзыва даже от такого брюзги, как доктор Белавин. Правда похвала в его устах была своеобразной:

— Ловко, весьма ловко. Вот так бы и работали, сударыня, сестрой милосердия. Это вам не Гимназисткой с мужиками скакать. Всё лучше.

Как он и обещал, ровно через три дня были сняты повязки и на месте царапин остались лишь нежно-розовые полоски молодой кожи. Незапланированный отдых закончился и события помчались галопом.

Глава 13. Яблоков

«Материя, существуй, ибо что же другое бессмертно!

Вы ждали, безгласные лики, вы ждёте, всегда прекрасны,