Крестьянский сын, дворянская дочь - [39]

Видно верна поговорка, что в болоте кулик кулика видит издалека, да только зачастил в господский дом Фрол Демьянович Яценюк. Что уж он там нашептывал Воинову, да только помещик решил отставить Кондратьева из управляющих. Напрасно Тимофей Сергеевич доказывал, что арендная плата разумна и обоснована и больше крестьяне не в состоянии платить, что для окупаемости машинного парка необходимо еще несколько лет, все его доводы натыкались на стену непонимания:

— Мне деньги нужны здесь и сейчас! Если не можешь обеспечить доход имения — милости просим вон! Фрол Демьяныч обеспечит. — и Александр Олегович указал на смиренно стоявшего в сторонке Яценюка. — А что до того, что крестьяне не смогут платить аренду — пусть возвращают землю обратно — Фрол Демьяныч обещался с немцами договориться, они возьмут землю в аренду. И нечего голь перекатную на мои деньги кормить, все равно никогда ссуженные деньги не отдадут. Кассу закрыть, анедоимщиков на отработку посадить!

— Я могу быть свободен от своих обязанностей?

— Прощайте!

Но тут подал голос, молчавший до сих пор, Яценюк:

— Хозяин, Александр Олегович, затея с машинным парком, которая и оставила вас без средств, принадлежит Кондратьеву. Ссудная касса — тоже. Я думаю, что будет справедливым, если Тимофей Сергеевич покроет дыру из своих личных средств, да и кредит стоит отдать.

— Да, да, именно это я и хотел сказать. — ухватился за идею Воинов, уж очень она ему по вкусу пришлась.

— Но у меня нет таких денег! — растерянно произнес Тимофей Сергеевич.

— Ничего, можно новую ссуду взять, можно дом продать, добрые люди взаймы дадут. — издевался Воинов над бывшим своим управляющим.

Фрол Демьяныч вновь влез:

— Пожалуй, дом я смогу выкупить, много не за него не дам, а больше меня все равно здесь его купить некому. И ссужу, не обижу, чтобы недостачу покрыть.

— Вот все и решилось. Если у тебя все, Кондратьев, то можешь быть свободен! — как отслужившую свое собаку выставил Тимофея помещик, и вдогонку добил: — И я не желаю, чтобы мою Натали видели с твоей Глашкой, нечего им встречаться.

Взрослые не подозревали, что всю эту отвратительную сцену наблюдали и слышали дети — Наталка и Глаша. Разговор происходил на заднем дворе имения, где располагался обширный двор и целый ряд хозяйственных построек, в одну их которых и залезли девочки. Их влекло туда здоровое любопытство, обычное у подростков. Глаша была молодой здоровой крестьянской девкой, и к своим шестнадцати годочкам ее тело налилось живительными женскими соками. Интересные глафирины округлости выпирали со всех сторон к зависти подруги ничего этого и в помине не имевшей. Разница в возрасте у них была всего пару лет, но если Глаша уже была на пути превращения в женщину, то Наталка по сравнению с ней выглядела хрупкой угловатой девочкой. Ссора родителей застала их за обычным для подростков делом: обе старательно изучали и обсуждали те изменения, которые стали происходить в организме Глаши. Разговор взрослых велся на повышенных тонах и привлек внимание девочек. Забыв о своем занятии, они обе прильнули к щелям в стене сарая и стали внимательно прислушиваться и присматриваться. По мере нарастания ругани Глашино лицо стало менять цвет, и к финальным словам было пунцовым и горело как тысяча солнц. Не говоря ни слова, девочка подобрала одежду и, не глядя на подругу, побрела к выходу. Наталка хотела было окликнуть, остановить Глашу, но слова комом застряли в горле, а глаза были полны слез. Да и что она могла сказать Глаше? Что ослушается отца и будет дружить? Так было бы еще унизительней.

Пришлось перебираться Кондратьевым из нового добротного дома в старенькую избенку. Попали в долговую кабалу в мироеду Яценюку. Совсем пришлось затянуть пояса, нечего стало не то, что оплачивать Глашину учебу, есть нечего стало. Так закончилось Глашенькино детство.

* * *

Грехопадение Глафиры началось с попыток найти денег на учебу. Девочка дала себе зарок: не обременять семью своими трудностями. В конце концов, существуют в губернии благотворительные организации и фонды, оплачивающие обучение неимущих детей, да только как их найти она не знала.

— Кому подать прошение? — с таким вопросом Глаша пришла к классной даме.

— Ты, правда, этого хочешь? — грустно посмотрела на девочку воспитательница. — Смотри, себя потеряешь.

— Я уже на все готова! Мне доучиться надо.

— Ну, смотри, ты уже взрослая девочка! На, держи, — и классная дама протянула Глаше листок с адресом и фамилией одного очень известного в городе человека, — Он сможет решить твой вопрос. Только будь осторожна, сама точно не знаю, но очень много плохого говорят об этом человеке. Жизнь поломать в два счета может.

Распорядитель благотворительного фонда на поверку оказался старым козлобородым, похотливым сатиром. С ним шестнадцатилетней Глаше пришлось расстаться с девственностью и девичьей честью. Расставание далось тяжело. Несколько раз девушка оказывалась то поблизости от железнодорожных путей, то на крутом волжском берегу. Но живой характер и жажда жизни пересилила.

— Ни Анны Карениной, ни Катерины из меня не получилось, остается пойти в Сонечки Мармеладовы и Катюши Масловы, — невесело усмехнувшись, решила она для себя, и скорбная складочка пролегла между Глашиных глаз.