Крестьянский Брест, или Предыстория большевистского НЭПа - [35]
Сентябрьское полуторапудничество дало возможность горожанам продержаться три месяца на однофунтовом пайке в день (из расчета 1,5 пуда муки — 90 фунтов печеного хлеба). Когда же эти запасы подошли к концу, поднимается новая волна против продовольственной диктатуры. В лице председателя Моссовета Наркомпрод получил серьезного и хлесткого критика. 8 декабря, на заседании Исполкома совета после отчета продовольственников о снабжении Москвы, Каменев с возмущением говорил:
«Я понимал так, что Народный комиссариат продовольствия создан для того, чтобы продовольствовать, а не для того, чтобы по поводу продовольствия ссылаться, что стоят морозы, идет война… Ведь вы и созданы для того, чтобы при условиях войны развить максимум усилий, чтобы кормить население. Меня удивляет, когда из месяца в месяц нам вместо ста вагонов доставляют один… Это не работа, а бюрократизм, когда на одной бумажке пишется за четырьмя подписями, что предназначено к ввозу в Москву столько-то картофеля, а на другой бумажке написано, что в Москву оказалось невозможным доставить это количество… Вы не исполняете своих обязанностей как по отношению к гарнизону, так и по отношению к рабочим, и нам из наших 7 %, которые вы нам доставляете, приходится еще уделять гарнизону. Ни одна задача вами не исполнена… У вас есть великолепный план, но он существует только у вас в голове. Вы морочите рабочих… из-за этого плана вы отказываете и им в самостоятельной закупке»[156].
Каменев предложил известить Совнарком, что надежды на получение продовольствия нет.
«Ничего нет и ничего не будет».
По его предложению Исполком принял резкое постановление, в котором заявлялось Совету Обороны, что Моссовет будет принужден во избежание катастрофы на почве голода давать разрешение рабочим организациям на закупку и привоз ненормированных продуктов[157].
Пламенное выступление Каменева ознаменовало начало нового массированного наступления на интересы продовольственных монополистов. 10 декабря Совнарком под давлением Моссовета принимает решение о предоставлении рабочим организациям и иным профессиональным объединениям права закупки и провоза ненормированных продуктов. Наркомпроду предписывалось издать категорическое распоряжение всем губпродкомам и заградительным отрядам о запрещении чинить препятствия провозу ненормированных продуктов. Замнаркомпрод Брюханов подтвердил в своей лаконичной и грозной телеграмме губпродкомам о необходимости жесткого контроля над заградительными отрядами. Населению возвращалось право, никем и никогда у него не отнимавшееся. Дело в том, что при попустительстве центральных продовольственных органов заградительные отряды водворили странный порядок, при котором отбиралось решительно все продовольствие, даже то, на которое и не была объявлена государственная монополия. Все это проделывалось зачастую без обязательных квитанций, уплат и объяснений. Августовская попытка Ленина ввести в рамки деятельность заградотрядов осталась на бумаге. Право постановки отрядов принадлежало только Наркомпроду и губпродкомам, но их ставили все кому не лень — упродкомы, комбеды. Заградительные отряды, часто состоявшие из весьма сомнительного контингента и неведомо кем уполномоченные, продолжали практику реквизиции всех продуктов, нередко прихватывая и приглянувшиеся личные вещи пассажиров.
Крестьяне и рабочие, прошедшие через это «чистилище», говорили:
«Посмей сказать что-нибудь, потребовать квитанцию — тебя сейчас же угостят прикладом или штыком».
Странное дело, мероприятия власти имеют шансы на полное и даже чрезмерное исполнение только в том случае, если опираются на грубые, низменные человеческие инстинкты. Осталось описание очевидца, как происходила экзекуция мешочников на станции Ефремов Тульской губернии.
Прибывающий ночью поезд остановили в полутора верстах от станции. Когда он начал тормозить, затрещал пулемет, пули засвистели над вагонами. Короткий перерыв — и очередь, на этот раз по колесам вагонов, пули щелкают, высекая искры. Так предупреждают и подготавливают мешочников к предстоящему. Опытные мешочники сразу смекают, в чем дело, и остаются спокойными. Среди новичков, особенно женщин, возникает панический страх. Поезд окружает цепь красноармейцев, и раздается команда выходить с вещами. У кого мешок маленький — 1/2–1 пуд, тех пропускают. Большие мешки отбираются, потом их владельцам в продкоме станции выдадут по 1/2 пуда. Крики, плач, не обошлось и без жертв. Один из заградотрядовцев выстрелил в одного отчаянно сопротивлявшегося мешочника и скрылся от мести толпы… «Дешева человеческая жизнь!» — вздыхает автор заметки[158]. Надо заметить, что это описание относится еще к началу деятельности заградительной системы.
Основной контингент мешочников составляли молодые мужчины, вскоре попадавшие в Красную армию. Проходившие на фронт эшелоны проявляли нескрываемое озлобление к заградительным отрядам. Происходили регулярные кровопролитные стычки и попытки снять отряды и силой увезти на фронт. Заградотрядовцы традиционно мстили, давали залп вслед уходящему со станции эшелону, убивали и ранили красноармейцев.
В книге исследуются концептуальные вопросы социально-политической истории России 1917–1921 годов. Автор делает попытку осмыслить феномен военного коммунизма в контексте всей российской истории. Работа насыщена новыми историческими сюжетами, построенными на неизвестных архивных материалах, которые дают возможность оживить потускневшие современные представления о выдающемся революционном периоде.
Философия нигилизма по отношению к советской эпохе в свою очередь не прошла испытание временем, выступив лишь в качестве идеологического сопровождения кризисных процессов в обществе. Актуальность опыта КПСС не исчезла с поражением коммунистической доктрины. Обращение к истории периода советского коммунизма говорит о том, что для него были присущи те же традиционные противоречия, которые изначально определили феномен российской цивилизации и ее устойчивое своеобразие. Книга содержит конструктивную критику политической истории большевистского периода.
В преддверии Курской битвы перед ВВС Красной Армии были поставлены задачи по завоеванию полного господства в воздухе, изгнанию люфтваффе с поля боя и оказанию эффективного содействия наземным войскам в разгроме врага. Итог ожесточенных двухмесячных боев, казалось бы, однозначно свидетельствовал: поставленные перед «сталинскими соколами» цели были достигнуты, небо над Огненной Дугой осталось за советской авиацией. Однако подлинная цена этой победы, соотношение реальных потерь противоборствующих сторон долгое время оставались за рамками официальных исследований.Как дорого обошлась нам победа? Какова роль люфтваффе в срыве попытки Красной Армии окружить орловскую и харьковскую группировки вермахта? Стало ли сражение над Курской дугой переломным моментом в ходе воздушного противостояния на советско-германском фронте? На эти и на многие другие вопросы вы найдете ответы на страницах этой книги.
Аксаков К. С. — русский публицист, поэт, литературный критик, историк и лингвист, глава русских славянофилов и идеолог славянофильства; старший сын Сергея Тимофеевича Аксакова и жены его Ольги Семеновны Заплатиной, дочери суворовского генерала и пленной турчанки Игель-Сюмь. Аксаков отстаивал самобытность русского быта, доказывая что все сферы Российской жизни пострадали от иноземного влияния, и должны от него освободиться. Он заявлял, что для России возможна лишь одна форма правления — православная монархия.
Классическое произведение Корнелиуса Райана, одного из самых лучших военных репортеров прошедшего столетия, рассказывает об операции «Оверлорд» – высадке союзных войск в Нормандии. Эта операция навсегда вошла в историю как день «D». Командующий мощнейшей группировкой на Западном фронте фельдмаршал Роммель потерпел сокрушительное поражение. Враждующие стороны несли огромные потери, и до сих пор трудно назвать точные цифры. Вы увидите события той ночи глазами очевидцев, узнаете, что чувствовали сами участники боев и жители оккупированных территорий.
Авторы этой книги дают возможность увидеть полную картину существования первобытных племен, начиная с эпохи палеолита и заканчивая ранним железным веком. Они знакомят с тем миром, когда на Земле только начинало формироваться человеческое сообщество. Рассказывают о жилищах, орудиях труда и погребениях людей той далекой эпохи. Весь путь, который люди прошли за много тысячелетий, спрессован в увлекательнейшие отчеты археологов, историков, биологов и географов.
Никто в настоящее время не вправе безоговорочно отвергать новые гипотезы и идеи. Часто отказ от каких-либо нетрадиционных открытий оборачивается потерей для науки. Мы знаем, что порой большой вклад в развитие познания вносят люди, не являющиеся специалистами в данной области. Однако для подтверждения различных предположений и гипотез либо отказа от них нужен опыт, эксперимент. Как писал Фрэнсис Бэкон: «Не иного способа а пути к человеческому познанию, кроме эксперимента». До недавнего времени его прежде всего использовали в естественных и технических науках, но теперь эксперимент как научный метод нашёл применение и в проверке гипотез о прошлом человечества.
«Festung» («крепость») — так командование Вермахта называло окруженные Красной Армией города, которые Гитлер приказывал оборонять до последнего солдата. Столица Силезии, город Бреслау был мало похож на крепость, но это не помешало нацистскому руководству провозгласить его в феврале 1945 года «неприступной цитаделью». Восемьдесят дней осажденный гарнизон и бойцы Фольксштурма оказывали отчаянное сопротивление Красной Армии, сковывая действия 13 советских дивизий. Гитлер даже назначил гауляйтера Бреслау Карла Ханке последним рейхсфюрером СС.