Крестовый поход детей - [7]

Ее глаза надолго закрылись из-за приступа нестерпимой боли.

Когда Мама вновь заговорила, ее голос был тихим, как шелест листвы на ветру.

Дону вспомнилась та греческая девушка, так изнуренная любовью, что от нее остался один только голос. Когда она почти умерла, боги прониклись к ней состраданием и превратили ее в цикаду.

От Мамы почти ничего не сталось.

Открыв глаза, она не закончила оборванную на середине фразу. Вместо этого она взяла руку Дона в свои хрупкие, словно паучьи лапки, пальцы и погладила ее. Ее губы медленно, почти незаметно шевелились. Среди слез и всхлипываний Дон понял, что Мама поет детскую песенку — ту самую, которую она пела им на ночь, когда они были маленькими. Совсем слабым голосом она допела ее до конца. Потом ее губы сомкнулись, и Мамы не стало.

Дона охватили неудержимые рыдания. Положив голову на Мамину руку, он заливал ее потоками слез.

Он просидел с ней всю ночь без движения, пока ее тело холодело, а рот раскрывался, придавая лицу глупое выражение.

На заре, когда тьма сменилась серостью, Дон встал на ноги в комнате, наполненной запахами болезни и выгоревших свечей. Он посмотрел на Маму сверху и почувствовал себя очень странно. Отчужденно, спокойно. Этот предмет, лежавший под покрывалом, уже не был Мамой. Это было тело, и следовало подготовить его к Приношению.

Когда Дон развернул кокон, в котором находилась драгоценная перьевая ручка, он был уже не Доном.

Он был новым Управляющим.

Вошедшие в комнату сразу поняли это. Блестящими от слез глазами они взглянули на мертвую Маму и на стоявшего рядом юношу. Затем поклонились в знак уважения обоим. Они позвали остальных и все вместе опустились на колени вокруг кровати. Медленно и торжественно Управляющий отвинтил колпачок ручки. Затем он склонился надо лбом Мамы и после секундного колебания нарисовал на нем двенадцать полосок бар-кода. Ручкой вместо ножа. Ее кожа была гладкой. Теперь на ней не было морщин — следов боли, отметивших ее в последние моменты. Знаки получились аккуратные, просто идеальные.

Управляющий произнес приветственную формулу и назначил четырех Горожан, которые должны были заняться подготовкой к Приношению. Естественно, Вагант. Затем Медведь, Васко и Малыш.

Четверо избранных подошли к кровати. Взявшись за концы покрывала, они обернули тело Мамы и молча взвалили его на плечи.

Управляющий выбрал Ваганта, потому что знал, что может рассчитывать в этом деле на главу их военного отряда, а остальных — потому, что они были наименее умными из всего Города. Они с Вагантом понимающе переглянулись, и тело унесли.

Этот обмен взглядами, который заметили немногие, а может, даже никто из присутствующих, был знаком настоящего вступления Дона в должность. Оставалось только официально подтвердить это.

Первым из горожан поднялся на ноги Дерево. Его звали так из-за худобы, делавшей его похожим на единственное дерево, которое все они помнили. Это было черное, обгоревшее дерево. Его можно было увидеть во внутреннем дворике Города, если смотреть с верхних этажей. Это был ствол, из которого торчали две ветки, похожие на вытянутые руки умоляющего о чем-то человека. Мальчик по имени Дерево был таким же. Дон задумался о том, какие он мог создать проблемы. С одной стороны, он был очень молод и не мог рассчитывать на симпатию многих в Городе. Но с другой стороны, Дерево был самым коварным из всех Горожан, и это было опасно.

―  Мама умерла, — произнес он, обращаясь не к Дону, а к стоящим рядом с ним. — Теперь мы должны выбрать нового Управляющего.

Дон отрицательно помотал головой.

―  Мама выбрала меня.

―  И кто это говорит? Ты сам, Дон? — спросил другой юноша с вызовом.

Дон гордо показал им перьевую ручку. Дерево это не убедило.

―  Ты мог отнять ее силой. Или украсть. Почему ты никого не позвал, Дон? Почему остался сидеть с ней один, когда она умирала? Откуда мы знаем, что ты не взял себе ручку после того, как она умерла?

Хранить спокойствие было непросто. В том числе и потому, что юноша чувствовал, как внутри него вскипает гнев.

― 

Лицо Дерева выразило удивление.

―  Теперь меня зовут не Дон. С этого момента я буду называться Управляющим.

Они с Деревом не отрываясь смотрели друг другу в глаза, как в детской игре.

Если бы младший мальчик был сообразительнее, если бы сумел лучше разыграть свои карты, он мог бы обратиться к Горожанам с воззванием и напомнить им, что никаких правил наследования поста единственной когда-либо бывшей у них Управляющей попросту не существовало. Но он не был умным мальчиком.

Для Города это был бы наихудший вариант из возможных.

В конце концов Дерево отвел взгляд и опустил голову. Что-то пробурчал сквозь зубы.

―  Что ты там бормочешь?

―  Ничего.

―  а потом что?

―  Ничего, — ответил он, не поднимая взгляда.

Дон обернулся к Горожанам.

Комната была полна заплаканных лиц. Их глаза и зубы блестели, словно жемчужины посреди тряпья.

— сказал себе Управляющий и почувствовал, как сердце забилось сильнее. Старая перьевая ручка лежала в ладони, как скипетр.

―  Кто-то из вас еще считает, что меня зовут Дон? — спросил он мощным и уверенным голосом, несмотря на боль и страх, сдавливавшие его сердце.