Крестовые походы глазами арабов - [60]

В октябре 1157 года, переезжая из города в город для наблюдения за восстановлением стен, Нуреддин заболел. Дамасский врач Ибн аль-Ваккар, сопровождавший его во всех поездках, смотрел на дело с пессимизмом. В течение полутора лет князь пребывал между жизнью и смертью, чем не замедлили воспользоваться франки для захвата ряда крепостей и для грабежа окрестностей Дамаска. Но Нуреддин использовал этот период бездействия, чтобы поразмыслить о своём предназначении. Во время первой части своего правления ему удалось объединить под своей властью мусульманскую Сирию и положить конец внутренним раздорам, которые ослабляли её. Теперь ему предстояло вести джихад для освобождения больших городов, захваченных франками. Некоторые из его приближенных, прежде всего из Алеппо, советовали ему начать с Антиохии, но, к их большому удивлению, Нуреддин был против этого. Этот город, пояснял он, исторически принадлежит Руму. Любая попытка овладеть им побудила бы империю вплотную заняться сирийскими делами, что заставило бы мусульманские армии сражаться на два фронта. Нет, настаивал он, не следует провоцировать Рум; лучше попробовать овладеть каким-нибудь важным приморским городом или даже, если позволит Аллах, Иерусалимом.

К огорчению Нуреддина, события очень скоро подтвердили его опасения. В 1159 году, когда он только-только начал выздоравливать, он узнал, что на севере Сирии собралась мощная византийская армия под предводительством Мануила, сына и преемника Иоанна Комнина. Нуреддин поспешил отправить к императору послов, дабы любезно поздравить его с благополучным прибытием. Приняв послов, басилевс, человек величественный, мудрый и увлечённый медициной, заявил, что намерен сохранить с правителем Алеппо самые дружеские отношения. Если он и пришёл в Сирию, уверил он, то только для того, чтобы преподнести урок хозяевам Антиохии. Помнилось, что отец Мануила приходил в Сирию двадцать лет назад, ссылаясь на те же доводы, что однако не помешало ему объединиться с иноземцами против мусульман. И всё же послы Нуреддина не стали ставить под сомнение слова басилевса. Они знали, с какой яростью воспринимали румляне любое упоминание Рено Шатильона, рыцаря, который с 1153 года определял судьбу Антиохии. Это был человек грубый, тщеславный, циничный и заносчивый, который впоследствии стал для арабов символом всего франкского злодейства и которого Саладин поклялся убить собственными руками!

Князь Рено, «бринс Арнат», по выражению хронистов [36], прибыл на Восток со ставшей уже анахронизмом ментальностью первых захватчиков: с жаждой золота, крови и завоеваний. Вскоре после смерти Раймона Антиохийского он сумел обольстить его вдову, женился на ней и стал таким образом властителем города. Очень скоро его бесчинства стали ненавистны не только соседям из Алеппо, но и румлянам, а также его собственными подданным. В 1156 году, выставив в качестве предлога отказ Мануила выплатить ему некую обещанную сумму, он решил в отместку напасть на византийский остров Кипр и потребовал у патриарха Антиохии средства для финансирования экспедиции. Поскольку этот церковный иерарх оказался строптивым, Рено заточил его в тюрьму, подверг пыткам и затем велел обмазать его раны мёдом и выставить на целый день на солнце в цепях, чтобы тысячи насекомых терзали его тело.

Вполне естественно, патриарху пришлось открыть свои сундуки, и князь, снарядив флотилию, высадился на побережье упомянутого средиземноморского острова, без труда уничтожил небольшой византийский гарнизон и позволил своим людям прогуляться по острову. Жители Кипра никогда не забудут того, что случилось той весной 1156 года. На всем протяжении с севера на юг весь урожай, собранный с полей, был разграблен, стада перебиты, дворцы, церкви и монастыри обобраны и всё, что нельзя было увезти, разрушено на месте или сожжено. Женщин насиловали, стариков и детей убивали, перерезая горло, богатых людей брали заложниками, а бедных обезглавливали. Перед отплытием с добычей Рено успел собрать всех священников и монахов, велел отрезать им носы и отправить искалеченных в Константинополь.

Мануил должен был ответить на это. Но, будучи наследником римских императоров, он не мог позволить себе какой-то вульгарный набег. Он мог восстановить свой престиж только публично унизив рыцаря-разбойника из Антиохии. Рено, знавший, что сопротивление бесполезно, и услышав, что армия императора находится на пути в Сирию, решил просить прощения. Одинаково талантливый и в надменности, и в раболепстве, он явился в лагерь Мануила босиком в одежде нищего и пал ниц перед императорским троном.

Послы Нуреддина как раз присутствовали при этой сцене. Они видели «отпрыска арнатского» лежащего в пыли у ног басилевса, который делал вид, что не заметил его, и спокойно продолжал беседу со своими гостями, и только выждав несколько минут, соблаговолил бросить взгляд на своего противника и снисходительным жестом позволил ему подняться.

Рено получил прощение и смог таким образом сохранить своё княжество, но его престиж в Северной Сирии был окончательно утрачен. На следующий год он был схвачен солдатами Алеппо во время грабительской операции, которую проводил к северу от города и которая стоила ему шестнадцати лет плена, после чего он вновь появился на сцене, где ему было предназначено сыграть одну из самых отвратительных ролей.