Крестоносец в джинсах - [15]

— Это верно.

Кельнский диалект Марике больше походил на его родной нидерландский язык, нежели выспреннее старогерманское наречие, на котором изъяснялся Леонардо. Несмотря на то что девочка произносила слова с какими-то странными, клокочущими призвуками, к которым нужно было привыкнуть, он легко перенял от нее эту манеру, и разговор быстро наладился.

— Так когда же вы ушли из Кельна?

— До Троицы десять дней оставалось.

— А почему вы тронулись в путь?

— Николас принес нам весть. Он говорил так красиво, прямо заслушаешься!

— Николас?

Это имя он уже слышал.

Девочка махнула в сторону удаляющейся колонны.

— Николас слышал ангелов небесных, — благоговейно произнесла она, — они говорили с ним и возвестили ему Божью волю.

— Значит, ангелы повелели Николасу собрать целую армию ребят в поход? — недоверчиво переспросил Долф.

Марике согласно кивнула.

— Случилось чудо, — снова встрепенулась она, — правда, правда, я сама видела.

— Видела, как Николас разговаривал с ангелами?

— Нет, не то, я видела, как Николас проповедовал на Соборной площади в Кельне.

— И что же?

— Мы приняли крест и пошли за ним. И городских детей много было, и из окрестных деревень, красиво так…

— А теперь, значит, уже не так красиво? — спокойно продолжал Долф.

Он встретил вопросительный взгляд девочки.

— Ну так как, тебе это по-прежнему нравится? — повторил он свой вопрос. — Может быть, путешествие оказалось совсем не таким, как ты мечтала, и ты жалеешь, что сбежала из дому?

Она поняла только его последние слова.

— У меня нет дома.

— А в Кельне?

— В Кельне тоже нет — я сирота…

Долф опешил. Может ли статься, что эта хорошенькая девчушка с таким нежным лицом — сирота, отверженная всеми нищенка, которая бродяжничает на улицах большого города. Никто не заботится о ней, никому нет дела, на что она живет. Даже представить себе трудно.

— Heyжто у тебя нет отца, нет семьи?

Марике покачала головой.

— А мама?

— Умерла.

И впрямь сирота, забытый всеми ребенок. Ничего удивительного, если ее потянуло за Николасом, который наобещал им золотые горы.

— Так что же ангелы возвестили Николасу? — продолжал допытываться он.

— Господь приказал ему собрать под свои знамена столько детей, сколько он сможет. Одних только безгрешных детей. Господь укажет им путь в Святую землю — сначала через высокие горы, а потом по морю. И море расступится, едва Николас возведет руки, а мы пройдем по воде, даже не замочив ноги, не погружаясь в нее. Николас приведет нас в Иерусалим.

— Но там же турки!

— Бог направил нас туда, Бог и защитит нас. Он поразит сарацин слепотой и опалит их молниями. Он повелит земле расступиться и поглотить этих неверных, эти исчадия ада. А мы навеки пребудем в прекрасном белокаменном Иерусалиме, и никогда больше мы не будем терпеть голод и холод. Вечное блаженство ожидает нас там. Мы уберем цветами гроб Господень, позаботимся о святых местах. Пилигримы всегда найдут у нас кров и еду.

Таков был приблизительно рассказ Марике. Совершенно очевидно, что она повторяла все это с чужого голоса.

Долф удивленно заморгал. Что же это за народ такой, который легко одурачить подобной чепухой? Кто вложил в голову Николасу идею этой сумасбродной авантюры? Да и сам Николас — обыкновенный мошенник или душевнобольной, которого преследуют видения, голоса?

— Кто эти монахи? — посерьезнев, спросил он.

— Дон Ансельм и дон Йоханнес, эти святые люди пришли в Кельн вместе с Николасом. Они и сказали нам, что Николас тоже святой, которому явлено было знамение небесное. Они своими глазами видели, как Николас пас овец, и вдруг в небесах прямо над ним загорелся сверкающий крест, зазвучали трубные голоса. Истинная правда.

— Правда, только потому что всю историю рассказали монахи? — стоял на своем Долф.

Марике удивленно глядела на него.

— Святые отцы не могут лгать.

— Ну, разумеется, — поторопился согласиться Долф.

Ему вспомнился буравящий взгляд монаха, который осматривал шеренги путников во время привала.

— Кто это? — осведомился он у девочки.

— Дон Ансельм, хоть нам больше по душе дон Йоханнес.

— Хорошо ли монахи заботятся о вас?

— Не понимаю.

— Ну, следят, чтобы у вас было вдоволь еды? Ухаживают за больными? Смотрят, чтобы не заблудились отставшие?

Глаза Марике изумленно расширились.

— Кто же заботится о тысячах детей? — напирал Долф.

— Всех нас охраняет Бог! — вскричала Марике, до которой наконец дошел смысл его вопросов.

— И часто он это делает? — скептически поинтересовался Долф.

— До чего же ты глуп, Рудолф ван Амстелвеен! — потеряв терпение, заявила Марике. — Разве ты не видел, как жители города принесли нам пищу? Значит, Бог повелел им.

— И ты веришь, Марике, что море расступится перед вами?

— Конечно, дон Ансельм поведал нам, как воды расступились перед Моисеем. Море покоряется воле святых.

«Дались им эти святые! Сколько можно повторять одно и то же, — раздраженно подумал Долф. — Хороши святые! Детей вокруг пальца обводят. Неужто и взрослые верят россказням ненормального подпаска?»

— Сам архиепископ Кельнский напутствовал нас и дал нам свое благословение, — мечтательно продолжала Марике. — Красиво…

«Час от часу не легче! — думал Долф. — Впрочем, кто их разберет, этих средневековых. Им с детства твердят притчу о Моисее, перед которым расступились волны Красного моря, позволив иудеям беспрепятственно пройти на другой берег. Потом волны сомкнулись вновь и поглотили в бездонной пучине когорты египтян, преследовавших иудеев. Они, конечно, верят в эту сказку, а в таком случае, почему бы чуду не повториться еще разок? Вот они и потянулись за Николасом, чтобы увидеть своими глазами, как расступается море — представляют ли они себе, что такое море? — и они посуху достигнут Святой земли. Как будто это получасовая прогулка! Им хочется чуда, надежда на него поддерживает детей, придает им силы шагать тысячи миль. Неужели я один среди многотысячной толпы догадываюсь, что никакого чуда не будет?»