Крест в круге - [27]

У него вытек глаз, были сломаны ребра и повреждено легкое.

На военно-врачебной комиссии, где решался вопрос о списании, он пытался протестовать:

– Я же лишился левого глаза, а не правого! Я могу целиться!

Но вердикт был категоричен: отвоевался, в тыл.

Он приехал в Ташкент холодным февральским днем. Долго ходил по городу, разыскивая адрес, который столько раз выводил карандашом на бумажных треугольниках писем.

Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти с изрытым оспой лицом и маленькими беспокойными глазами.

– Чего надо? – грубо спросил он, загородив проем и застегивая ремень на штанах.

– Я… Это дом шесть? – на всякий случай спросил Николай, хотя и так знал, что не ошибся. – Мне нужна…

Он внезапно осекся, потому что увидел из-за плеча мужчины в глубине дома свою жену. Она с беспокойством выглядывала из комнаты, и Николай успел заметить, что на ней ничего нет, кроме наброшенного впопыхах халата.

– Слышь, – миролюбиво процедил мужчина, – ты меня с бабы снял. Так порядочные люди не поступают. Тебе чего надо-то?

– Порядочные люди? – машинально повторил Николай, и в его единственном глазу плеснулось отчаяние. – Я приехал к своей жене и дочери…

Целый час они провели на маленькой обшарпанной кухне вдвоем. Он сидел на табурете, уронив руки между коленями и устремив невидящий взор на валяющийся у его ног вещмешок. Она стояла возле стола и что-то быстро и сбивчиво говорила, время от времени проводя рукой по холодной клеенке, словно смахивая с нее невидимые крошки.

– Понимаешь, – доносилось до него сквозь глухую пелену, – Леонид очень хороший человек… Он любит нас… Он – интендант… Он полностью содержит нас…

Наконец Николай встал и медленно накинул на плечо вещмешок.

Жена замолчала на мгновение, а потом сорвалась на крик:

– Ты не имеешь право меня осуждать! Не имеешь право! Спроси, как мы жили все это время! Ты ведь ничего не знаешь! Не знаешь, как мы чуть не умерли от голода! Не знаешь, сколько мы натерпелись и намыкались! А ты… Ты бросил нас! У тебя была бронь! Но ты ради своего мальчишества, ради самоутверждения отказался от нее и плюнул на все! Ты что хотел доказать? Что ты – герой, а все остальные – ничтожества?

Он молча двинулся к выходу.

– Кому и что ты доказал? Ты из-за тщеславия обрек свою семью на голодное существование! И после этого ты смеешь обвинять меня? Я любила тебя, а ты предал нас!

У дверей он остановился.

– Где моя дочь?

Женщина быстро вытерла слезы и ответила уже спокойно:

– Она в школе.

– Я приду к ней завтра.

Интендант Леонид пошел провожать его до калитки.

– Слышь, – говорил он, то ли пряча в развязности свое смущение, то ли всерьез пытаясь приободрить Николая, – не бери в голову… Ты, наверно, плохо знаешь баб. Никогда не верь им, старина. Они будут долго брехать тебе про любовь, а самим нужно только две вещи: мешок золотой да хрен удалой! Мужик им нужен, понимаешь? Ни одна баба не может долго без мужика. Своего рядом нету – ляжет под чужого!

Николай резко остановился и глянул единственным глазом на развязного провожатого, словно примеряясь, какую часть тела ему оторвать первой.

Тот поспешно распахнул перед ним калитку:

– Ну, прощевай.

Николай помедлил секунду, потом поправил мешок на плече и быстро вышел.

– Это! – крикнул ему вдогонку интендант. – Слышь… Надо будет продуктами помочь – обращайся!

В горисполкоме внимательно посмотрели его документы.

– Педагог, значит? Ну, в Ленинград, сами знаете, сейчас вернуться нельзя. Блокада. Оставайтесь здесь. Будете учительствовать. У нас педагогов – в обрез, а детей… Одних эвакуированных – тысячи. Оставайтесь. Карточка, паек и триста рублей.

И Николай остался.

Он работал в школе, где училась его дочь, чтобы быть ближе к ней.

После войны до него дошли слухи, что интендант Леонид проворовался и попал в тюрьму. Жена не стала медлить ни дня – подхватила дочь и уехала в Ленинград.

А Николай из Ташкента больше никогда не уезжал.

Пять лет назад он стал Циклопом – заместителем директора по учебно-воспитательной части школы-интерната при Ташкентском авиационном заводе. А четыре года назад в школе появился Боря Григорьев.

Учитель сразу обратил внимание на немногословного мальчика с умным, печальным взглядом и бледным, почти аристократическим лицом. Что-то родное почувствовал он в этом маленьком человеке, что-то созвучное своей собственной судьбе угадал он в его жизни. Быть может, раннюю боль потерь и утрат, а может – одиночество.

Обнаружив его страсть к чтению, Циклоп стал приносить из дома книги. Он небрежно вручал их своему удивительному ученику со словами:

– Мне вот здесь попалась занятная книженция… Ты не читал, Борис?

Тот вертел книгу в руках и отрицательно качал головой.

– Ну, почитай. Не пожалеешь.

Боря кивал и уносил книжку в общежитие. На следующий день он возвращал ее учителю.

– Не осилил? – удивлялся Циклоп.

– Я прочитал.

– Всю? – удивление смешивалось с недоверием.

– Всю.

– И каков результат?

– Мне понравилось. Спасибо.

– Понравилось… – задумчиво повторял Циклоп. – А что именно понравилось?

Крайне неохотно и очень сухо мальчик пересказывал прочитанное. Словно урок отвечал.

– Ну хорошо, – кивал Циклоп. – Я рад, что тебе понравилось…