Крест - [26]

— Зерно, зерно… — мрачно говорил Эрик по дороге. — Я прикажу вешать любого, кто украдет хоть горсть хлеба, будь то крепостной, свободный или заезжий. Иначе у меня к Ай-Эрам княжество в крови по колено будет…

В Годиноре Оттар приказал старому Михею отвести князя в гостиную, а сам принял зерно у крестьян. Когда управился, семейство уже отужинало, но спать никто не расходился. Даже няня с маленькой Ядвигой не ушли. Няня дремала у окошка, а девочка сидела на коленях у Эрика. Вокруг них юлила Оттарова мать.

— И как хороша-то дочка у вас, ваша милость, пригоженькая какая… Вся в вас пошла. И кудерьки черные, и глазки-то серенькие…

Эрик не обращал на нее внимания. Ядвига тоже, она старательно откручивала серебряные пуговицы на камзоле отца.

— Жениха-то не нашли еще? — лебезила мать. — Ой, ну до чего хорошенькая! Ангелочек! И глазки какие умненькие, и сама — ну прямо как лепесток розы! Ах, повезет кому-то… А что, ваша милость, чего далеко ходить? Есть у нас и жених — наш-то младший, Карл.

Оттар, торопливо ужинавший, — Эрика накормили раньше, — чуть не подавился от материной непосредственности. Сидевший подле него Карл залился багровым румянцем.

— Тоже красавец, да и благородного сословия, и от отца ему в наследство кой-чего перепадет, — уговаривала мать. — А и будут жить рядышком, вы свою дочурку видеть будете, все ж спокойней, если зять — ваш вассал… А, ваша милость? Ну чем не жених?

Эрик не выдержал:

— Тем, что мой вассал!

Встал и унес ребенка. Следом за ним засеменила проснувшаяся нянька. Из коридора донеслось хныканье Ядвиги:

— А где мама? Мама мне сказку на ночь рассказывает…

— Мама на небесах, — отвечал ей Эрик спокойно. — Сказку тебе сегодня я рассказывать буду.

Мать возилась с рукоделием, поджав губы. Отец подремывал в большом кресле, единственном в доме, Карл тяжко вздыхал над Писанием: нагрешил, и отец Августин, ставший приходским священником после отца Франциска, наказал его ежедневным чтением. Оттар вытянул гудевшие ноги, опершись лопатками на спинку жесткого стула, похожего на отцовское кресло, и блаженно прикрыл глаза по примеру отца: перенимал привычки главы дома.

— Карл ему не понравился, — ворчала уязвленная мать, — вассал, видите ли… Да где он лучше-то найдет для своего отродья? Какой отец порядочного семейства согласится взять в дом это порожденье блуда?

Отец, не открывая глаз, лениво выговорил:

— Захлопни рот, дура. На князя хулу возводишь, не на батрака.

— А коль князь блудит, так и сказать о том нельзя? До чего дошли, а! В порядочный дом нагулянного ребенка приносит, и еще уважения требует… Ох, что будет-то, когда молодежь такая пошла…

— Мать, помолчи, — поморщился Оттар. Он не встревал в эти ежевечерние перепалки по всякому поводу, привык, что отец считает мать курицей, а та не обижается. — А то скажешь еще где… Законная дочь у него. Женился на Ядвиге из Тыряни.

— К которой ты посвататься хотел? — возмутилась мать. — На этой распутнице?!

— Ты дурь свою при себе держи! — вскипел отец. — Из-за твоего языка все пострадают! А что, — обратился он к Оттару спокойно, — если женился, то почему не знал никто?

— Без отцовского благословения потому что, — пояснил Оттар, на ходу придумав приемлемую причину. — Я в свидетелях был, а венчал отец Сигизмунд. Старый князь все же узнал недавно, и что Эрик женился, и что дочь растет. Поругался, но сына простил. Приказал Эрику жену и дочь в Найнор привезти, чтоб как положено все было. Потому что в клане Хайрегард можно жениться на бесприданнице, но нельзя плодить бастардов, — вспомнил он рассказы Эрика. — А Ядвига что? Она небогата, но роду хорошего. Из орросской златирии она, дочь прославленного рыцаря. И что старше, тоже неважно. Наследника родить может? Может. Эрик за ней вчера и поехал, чтобы в Найнор забрать. А не вышло… — и рассказал, что они застали в Тыряни.

Отец хмурился, мать часто крестилась. В глазах Карла Оттар увидел гнев. Хороший гнев, праведный. И от Тыряни перешел к делам родного поместья:

— В Вешняках старосту вздернули.

Повисло нехорошее молчание. Оттар не поверил ощущениям, напрягся всем телом. Отец сидел, подавшись вперед, и сверлил взглядом притихшую мать.

— Кто? — выдохнул отец.

— Эрик. Мы проезжали днем сегодня, а там воровство всплыло. Теперь Костан старостой. Ну, это к лучшему, он воровать не станет.

— А зерно? Зерно нашли?

Оттар медленно выпрямился. Посмотрел еще раз на отца — тот почуял неладное, потянулся будто бы лодыжку почесать. А мать губы поджала, проворчала что-то с явным укором. Даже слезу подпустила, так обидела ее сыновняя тяга к справедливости.

— Нашли, — вымолвил Оттар. — А я понял, отчего ты, батя, благоволил к тому вору… Значит, ты опустился до сделок с ворами? Значит, мой отец — вор? И ворует не где-то, а у собственных рабов? Исподтишка?

— Оттар! — взвизгнула мать. — Как ты смеешь отцу дерзить! Да если б он не брал долю со старосты, мы б тебе коня не купили, да и камзольчик, который ты к празднику надеваешь, он тоже с тех денег куплен! У нас еще Карл растет, ему тоже нужно! Где нам столько денег взять?!

Оттар встал. Глубоко вздохнул.

— Лучше жить нищим, чем вором. И ноги моей в этом доме больше не будет. Коня и одежду я здесь оставлю. Я не прикоснусь к награбленному. Карл хочет — пусть пользуется. А про меня забудьте.