Крест на моей ладони - [162]

— Всё так изменилось, — сказала она. Верхушки ушей в недоумении согнулись крючочками. — И не только устройство большого мира. Волшебный мир тоже стал другим. Даже тысячелетиями незыблемый Хелефариан. Я вышла из долины. Невозможно. Но я это сделала. И ничего не рухнуло.

— Разве владычице Хелефайриана предписана жизнь затворницы? — спросила я.

— И да, и нет, — беспомощно улыбнулась Альдевен. — Понимаете, царица Нина, главная обязанность владычиц — поддерживать существование нычки. Работы много, но не настолько, чтобы некогда было выходить во внешний мир. И даже проводить там по два-три дня. Но это обычай… Владычицы не покидают нычек ни на мгновение, как душа живого людя не покидает тело. Поэтому главная долина всегда совсем крошечная, по размерам равна вашим «Соловьям», — у всевладычицы должно оставаться время помогать младшим хозяйкам. Я постоянно ездила из нычки в нычку прямым телепором, но все долины, по большому счёту, одинаковы, так что Хелефайриана я не покидала с тех пор, как в первый раз получила искру Выбирающего Огня, став хозяйкой нычки в одной из потайниц Уэльса. Но не нужно думать, будто запрет покидать долины — ограничение власти владычиц. Когда дело доходит до действительно важных решений, главным является именно слово владычицы.

Я посмотрела на неё с интересом.

— Вы, пусть и ненадолго, покинули Хелефайриан, но жизнь там всё равно идёт своим чередом. Чувствуете себя ненужной?

— Наоборот, перестала мучиться угрызениями совести. Так приятно устроить себе пару дней каникул. Посмотреть новый мир.

Я кивнула. Больше говорить было не о чем, и меня опять закогтил цепкий и ледяной страх за Дьятру. Сегодня у него бой со Вторым Предрешателем.

— Победит Дьятра, — сказала Альдевен. — Я лайто, у меня есть дар предвидения. Дьятра победит.

В голосе Альдевен звучала затаённая радость. Она коротко глянула на меня, дёрнула ушами и ответила:

— Преданность прощает всё, что угодно, но только не предательство. Это последняя грань. Тройственной Триаде мы больше не принадлежим. И не называем их Всеблагими. Наш народ утолит обиду хмельным мёдом мести, пусть его и приготовят другие руки.

Альдевен потеребила прядь волос, отвернула верхушки ушей к затылку и спросила:

— Хорса, почему ты отвергаешь присягу Светозарного Народа?

Как же мне надоела эта манера говорить иносказаниями!

— Хелефайям давно пора научиться жить самостоятельно, — ответила я.

— Ради нас ты бросила вызов самим Высочайшим Предрешателям, — говорила Альдевен, а верхушки ушей дёргались в разнобой, мочки сжались. — Были и другие причины, но одна из них — мы. Пусть даже самая мелкая причина. Но такого подарка нам не делал ещё никто. В том числе и ради нас, — с ударением сказала она, — ты прошла через Мёртвую Бездну. И отвергла нашу присягу. Почему, Хорса? Чем так плохи Звездорождённые, что оказались недостойны тебя?

— Альдевен… — начала я.

— Причина только одна, — перебила она. — Но ты не хочешь называть её из жалости. — Альдевен подошла, наклонилась ко мне, опершись ладонями о столешницу. — Даже правды не хочешь нас удостоить, выдумываешь разные сладенькие отговорки о свободе и самостоятельности. А правда заключатся в том, что ты не принимаешь в Царство людей бесполезных. По-твоему, Перворождённые годятся только на то, чтобы вылизывать пятки Предрешателям. Для тебя, как и для них, мы — никчёмное дивнючьё.

Она резко отвернулась, отошла на середину кабинета и сказала, не оборачиваясь:

— Это неправда, Хорса. Ты ведь троедворка, а там о нас ничего не знают, совсем ничего. Мой отец жил в Новгороде. Когда директор Альдис подписал Пражский договор, когда вышвырнул Светозарных как мусор, отцу было двадцать два года. В Хелефайриане переселенцев никто не ждал… Первое время, около ста пятидесяти лет, их даже не считали полноценными людьми Древнейшей Крови, выходцы из Троедворья казались всем инородцами. Ведь многие из них ничего не знали о Девятке, а знающие думали, будто Тройственной Триады давно уже нет. Но позже всё наладилось. К переселенцам привыкли, и даже стали считать жертвами предательства, сочувствовать.

— Это действительно было предательством, — сказала я.

— Не больше того, которое совершаешь сейчас ты, Хорса. Ты тоже не веришь в нас. Отец рассказывал, как их владыка молил Дидлалия позволить общине остаться. Она была самой крупной, большинство Звездорождённых выбирали Свет. Захоти Дидладий… или Тенурариан, или Ниола, Древнейшую Кровь оставили бы в Троедворье. Альдису было, в общем-то, всё равно, он предоставил право решения большакам. А они не верили, что Дивный Народ сможет пригодиться в Величайшей битве. Считали красивой безделушкой, — Сладостноголосые Прекраснолики, Слагатели Слов и Сплетатели Звуков, Танцующие-В-Ночи… В Тродеворье всем было не до развлечений. А серьёзного дела Перворождённым никто и никогда доверить не захотел… Но мы не бесполезны! — Альдевен резко обернулась, подошла.

— Мы очень многое умеем, Хорса. Такого больше не сделает никто. Только Древнейшая Кровь может проводить полную трансмутацию стихий. Сделать Воду Землёй, и превратить Огонь в Металл под силу лишь нам. Но это никому не нужно… Никто даже не задумался, что это может дать. Вслед за самой первой Тройственной Триадой нас все считают только игрушкой. Некоторые, правда, нам восторженно поклоняются, называют Благословеннейшими и Всемудрыми, Дивнорождёнными и Совершеннейшими… Но это ничего не меняет — быть идолом ничуть не лучше, чем куклой, потому что ни кукол, ни идолов никто никогда не считал людьми!!!