Крест и звезда генерала Краснова, или Пером и шашкой - [45]

После очередного избиения белый офицер военной полиции удалялся, после чего наступал черед рядового состава доблестной армии США. Рядовые (обычно негры) в течение дня неоднократно заставляли заключенного Штрейхера открывать рот, чтобы плюнуть ему туда. Если заключенный отказывался открыть рот, американцы насильно разжимали ему челюсти деревянной палкой, и все-таки плевали Штрайхеру в рот.

Кроме того, тюремщики заставляли заключенного гауляйтера пить из «параши». Если он отказывался пить из «параши», его избивали кожаной плетью. Заходя в камеру Штрейхера, белый офицер военной полиции США непременно выдергивал ему несколько волосков с груди или из бровей (Штрайхер был совершенно лыс, и потому с головы ему выдергивать было просто нечего — к величайшей досаде заокеанского «солдата свободы»). Питаться узника заставляли исключительно протухшими объедками и картофельной шелухой. Когда же Штрейхер однажды дерзнул отказаться употребить в пищу какие-то совершенно сгнившие помои, принесенные ему «на обед», чернокожие тюремщики повалили заключенного на пол и заставили лизать свои армейские ботинки.

Наконец, 26 мая ему приказали готовиться к поездке в Висбаден. За пару часов до отъезда негр-рядовой, самодовольно ухмыляясь, сказал узнику на смеси английского языка с немецким: «Ну, теперь-то они тебя убьют!» и сделал при этом недвусмысленный жест, проведя ребром ладони по горлу, чтобы у заключенного не оставалось ни малейших сомнений в том, что его ждет. Вслед за тем чернокожий солдат отвел Штрейхера в уборную, выбросил сорванное с него грязное тряпье в выгребную яму и велел ему переодеться в несколько более приличное «шмотье». Однако приказать Штрайхеру переодеться тюремщику было проще, чем заключенному выполнить приказание — ведь наручники с бывшего гауляйтера так и не сняли. Пришлось ему одеваться в наручниках, что оказалось весьма непросто. Наручники с него сняли лишь после того, как доставили в Висбаден. В висбаденской тюрьме Штрейхеру впервые с момент ареста начали оказывать медицинскую помощь.

Тем временем сын Роберта Г. Джексона, главного американского судьи на предстоящем Нюрнбергском процессе и, между прочим, видного масона, Билл Джексон, получив сведения о том, что Гитлер, якобы, скрывается в пещере неподалеку от фермы Юлиуса Штрейхера, отправился в район Плайкерсгофа на поимку фюрера, однако вернулся (по воспоминаниям его отца) «без Гитлера, но с кое-какими трофеями (sic! — В.А.) из дома Штрейхера».

Юлиус Штрайхер, сидевший к тому времени уже за решеткой, естественно, не имел никакой возможности воспрепятствовать расхищению своего имущества «на сувениры».

Между тем военно-судебные власти стран антигитлеровской коалиции приняли решение включить имя Штрейхера в список главных военных преступников, судьбу которых предстояло решить Международному трибуналу держав-победительниц в Нюрнберге. Будущих подсудимых доставляли со всей Германии в «лагерь для военнопленных» Мондорф (в действительности этот «лагерь» представлял собой наскоро переоборудованную под тюрьму гостиницу «Гранд-отель» в люксембургском городке Бад-Мондорф). Оказавшись в Мондорфе, Штрейхер был приятно удивлен тому, что в «лагере» с ним и другими узниками, как ему показалось, обращались лучше, чем в висбаденской тюрьме.

Однако другие заключенные поспешили разуверить его в этом, недвусмысленно разъяснив бывшему гауляйтеру Франконии, что тому не следует обольщаться — в действительности мондорфский «лагерный» персонал скрывал за маской внешней корректности ту же самую ненависть. В Мондорфе Штрейхер вновь встретился бывшим рейхсмаршалом Германом Герингом, своим давним товарищем по партии и в то же время виновником своей опалы (впоследствии тюремщики, отделив Геринга и Штрейхера от массы остальных заключенных, посадили их на время приема пищи за отдельным столом, из-за которого оба «главных заговорщика» не могли переговариваться с другими).

Перед лицом общего несчастья «франкенфюрер», судя по всему, по-христиански забыл рейхсмаршалу все былые обиды (что, между прочим, характеризует его, как человека не злопамятного и великодушного). Согласно записям в дневнике Юлиуса Штрейхера, с которым тот не расставался до самой смерти, Герман Геринг выразил уверенность, что союзники по антигитлеровской коалиции не смогут возложить на него вину за участие в войне, которой он никогда не хотел, но в которой он был обязан выполнять свой долг, как и всякий солдат. На это Штрейхер ответил ему:

«Можно не сомневаться, что иудеи сделают все от них зависящее, чтобы увидеть нас повешенными».

Невзирая на эту перспективу, заключенный Штрейхер, положившись во всем на Бога, писал в «лагере» Мондорф акварели и составлял свое политическое завещание. С этой целью он специально еще раз перечитал Священное Писание, сделав из него соответствующие выписки. Некоторые из товарищей «франкенфюрера» по несчастью отметили в «лагерных» дневниках свое неподдельное восхищение поведением Штрейхера, упорно не желавшего сгибаться под бременем столь драматических для заключенных обстоятельств. Когда их перевозили на грузовиках из «лагеря» Мондорф через всю южную Германию в Нюрнбергскую тюрьму, последний правитель Третьего рейха, гросс-адмирал Карл Денниц, сказал Штрейхеру: «За Вашу судьбу я спокоен. Меня волнует другое — как смогут пройти через все это все остальные!».