Крест и корона - [31]

Это был не мой отец.

— Нет! — воскликнула я. — Этого не может быть!

Бесс подбежала ко мне:

— Что случилось?

— Это не мой отец.

— Ну что вы, госпожа! Кто же это может быть, если не ваш отец. Хотя…

— Что?

— Мы ведь не назвали фамилию Стаффорд. Наверное, в этом коридоре содержится еще какой-нибудь узник из благородных, и Том решил, что его-то мы и имеем в виду. О, Господи!

— Пошли обратно. Пусть Том отведет нас в камеру к отцу, — решительно заявила я.

— Нет-нет, госпожа. — Бесс покачала головой. — Это невозможно. Боюсь, Том и так уже заподозрил неладное.

И тут вмешался человек, лежавший на тюфяке, — он слышал наш разговор.

— Я вас знаю, — хриплым голосом произнес он. — Джоанна Стаффорд, что вы здесь делаете?

Я внимательно посмотрела на него. В его чертах не было ничего знакомого: огромные черные глаза на исхудавшем лице. Скулы торчат, бледные губы потрескались.

— Это же я, Чарльз. — Он говорил с каким-то надломом. — Чарльз Говард.

— Тот самый человек, за которого хотела выйти замуж леди Маргарита Дуглас! — ахнула Бесс.

Я не верила своим глазам: этот живой скелет ничуть не напоминал того безрассудного и чванливого юного Говарда, который много лет назад дразнил меня в Стаффордском замке.

— Чарльз, не может быть! Неужели это вы собирались жениться на королевской племяннице? — Он закрыл глаза и кивнул. — А ваш брат знает, что вы сильно больны? Герцогу Норфолку это известно?

Бедняга задрожал всем телом, и я испугалась, решив, что с ним сделался припадок. Но он смеялся. По изгибу губ я наконец узнала Чарльза.

— Прекратите. — Я похлопала его по трясущемуся плечу. — Вы сделаете себе только хуже.

— Я скоро умру от легочной гнили, Джоанна. Именно этого и хочет мой братец. Этого хотят все. Смерть — лучший способ решить все проблемы.

— Что вы имеете в виду?

— Ну как же, меня ведь обвиняют в государственной измене. — Он никак не мог отдышаться. — Вернее, нас обоих. Ах, Джоанна, если бы вы только знали, как она любила меня! Какие стихи писала… — Голос его захлебнулся в кашле.

И тут в разговор вступила Бесс:

— Она до сих пор любит вас, сэр. Я знаю. Я прислуживала ей.

Лично у меня это заявление вызвало большие сомнения. Бесс рассказывала лишь про то, что избалованная эгоистичная девица, недовольная наказанием, которому подверг ее дядюшка-король, постоянно закатывала истерики. Вряд ли ее беспокоила судьба несчастного возлюбленного. Но в душе я поблагодарила Бесс за доброту.

Казалось, слова служанки и в самом деле придали Чарльзу сил.

— Неужели Маргарита все еще любит меня? — Теперь он стал говорить быстрее. — Я думал, она тоже ждет не дождется, когда я умру. Тогда с разрешения короля она сможет выйти за кого-нибудь другого. — Он моргнул и оглядел нас с некоторым недоумением. — Но почему вы здесь?

— Скажите ему вы, госпожа, пока я буду менять белье, — проговорила Бесс.

Мы вдвоем без труда подняли исхудавшее тело с постели: Чарльз стал легким, как пушинка. Мы посадили беднягу на стул, и я рассказала ему обо всем: как сожгли Маргарет, как потом арестовали нас с отцом, как меня допрашивал герцог Норфолк и как мы с Бесс по ошибке попали не в ту камеру.

Чарльза очень заинтересовал разговор, который подслушала Бесс.

— Второй человек после короля, к которому прислушивается мой брат? — недоуменно проговорил он. — Даже не представляю, кто бы это мог быть! Мне всегда казалось, будто наш герцог считает, что вокруг одни сплошные глупцы.

— Я надеялась, что мой отец знает, о ком идет речь, — покачала я головой.

— Может быть, это архиепископ Кранмер?[17] Или Кромвель? Они оба приходили сюда допрашивать заключенных. — Чарльз задумался. — Эти двое — самые важные люди в стране. Но мой брат всей душой ненавидит архиепископа Кентерберийского и лорда — хранителя печати. Насколько мне известно, он их не уважает. И никогда не уважал.

— Герцог их ненавидит? — удивилась я.

— Его светлость, мой любящий брат, презирает простолюдинов, вознесенных на самый верх королем. И вдобавок они оба — враги старой веры.

— Но герцогу старая вера безразлична — он вел армию на усмирение бунта, — недоуменно сказала я. — И перевешал всех мятежников.

— Мой брат никогда не посмеет возражать против воли короля, но в душе он чтит старые традиции. — Чарльз пожал плечами. — Точь-в-точь как Гардинер.[18]

— Вы говорите про епископа Винчестерского? — спросила Бесс.

— Именно, — кивнул наш собеседник. — Если мой брат к кому и прислушивается, то к нему. Но нет, Гардинер к вам завтра прийти никак не может. Король рассердился на епископа и отправил во Францию, назначив постоянным послом. — Тут его снова начал сотрясать кашель — жуткий, душераздирающий. Когда Чарльз оторвал руку ото рта, я увидела на ней свежую кровь.

В дверь раздался стук.

— Ну, долго вы еще там? — донесся из коридора голос Тома.

— Одну минутку! — прокричала в ответ Бесс. — Сэр, мы должны положить вас назад в постель, — обратилась она к Чарльзу Говарду.

Тот кивнул и, когда мы укладывали его на свежее белье, прошептал:

— Желаю удачи.

Я поцеловала его впалую, словно пергаментную щеку:

— До свидания.

Бесс уже стояла у двери, дожидаясь меня.

— Позвольте мне все-таки попытаться убедить Тома отвести нас к отцу, — взмолилась я. — Можно сказать, что ему тоже нужно поменять белье.