Крест и корона - [133]

Это был мой единственный шанс.

Я сделала глубокий реверанс, каких не видели при английском дворе: такие реверансы родом из замков Кастилии, где выросла моя мать. И Екатерина Арагонская.

— Dona Maria, es un honor estar en su presencia,[42] — сказала я.

Она отпрянула в удивлении.

— Senorita, habla el español muy bien.

— Dona Maria, yo hablola leneua de mi madre, lady Isabella Stafford.[43]

Она вздрогнула, и на мгновение мне показалось, что сейчас леди Мария потеряет сознание. На ее белоснежной шее бешено запульсировала жилка.

— Вы — Джоанна Стаффорд? — выдохнула она. — Я так давно хотела познакомиться с вами. Мария де Салинас говорила мне, что вы ухаживали за моей бедной матерью. Я хотела вас найти, и Мария обещала мне помочь, но умерла. — Она взволнованно повернулась к герцогу Норфолку. — Есть в вашем доме какое-нибудь место, где я могла бы поговорить с этой леди без посторонних?

— Конечно, — поклонился герцог, чуть ли не скрежеща зубами. — Прошу за мной.

Я увидела, что он посмотрел на Гардинера, слегка кивнув головой в сторону брата Эдмунда. Если уж со мной не получится, то они решили отыграться хотя бы на нем.

— Леди Мария, — тут же сказала я, — позвольте представить вам моего друга, брата Эдмунда.

— Вы и в самом деле монах? Это не маскарадный костюм? — спросила принцесса, и светлая улыбка преобразила ее изящное лицо, сделав его красивым.

Брат Эдмунд с величайшим достоинством поклонился ей.

— Тогда идемте с нами, прошу вас. — Она повернулась к герцогу Норфолку и велела: — Показывайте дорогу, ваша светлость. — Ему оставалось только подчиниться.

Вскоре мы оказались наверху. Леди Мария весь этот путь проделала, держа меня под руку, словно мы уже стали ближайшими подругами. Идти рядом с королевской дочерью было громадной честью. Сердце мое отчаянно билось — я пыталась решить, сколько ей можно рассказать.

В плохо освещенной тихой комнате, выходящей на улицу, леди Мария спрашивала меня о последних неделях ее матери в замке Кимболтон. Мы стояли друг подле друга у окна, глядя, как разъезжаются гости. Судя по всему, прием на сегодня был закончен. Обещанную постановку пьесы, сочиненной лично графом Сурреем, отменили. Пока богатые молодые аристократы садились на лошадей и покидали особняк, я воссоздавала атмосферу холодного, всеми оставленного дома рядом с болотами, рассказывала леди Марии о мужественной смерти ее матери. Слезы текли по ее щекам, и она, слушая меня, сжимала в пальцах распятие. Норфолк, Гардинер и брат Эдмунд стояли молча на почтительном расстоянии. А я рассказывала, как королева дотянула до рассвета, чтобы услышать свою последнюю мессу, а потом нашла отдохновение в смерти.

Закончив свое невеселое повествование, я склонила голову. На несколько мгновений наступила тишина. Потом леди Мария сказала:

— Я знаю, вы поехали туда вместо вашей матери, леди Изабеллы Стаффорд. Но я всегда буду помнить, что вы служили моей матери-королеве в ее последние дни. Я вознаграждаю тех, кто не оставил ее. Скажите мне, с чего я могу начать возвращать свой долг благодарности.

Я скосила глаза на брата Эдмунда. Я все еще не знала, что лучше сказать… Если бы только мы с ним могли переговорить наедине. Но это было невозможно.

— Вы теперь живете при дворе? — спросила леди Мария. — Я никогда вас там не видела, госпожа Джоанна.

— Нет, миледи, после смерти королевы я принесла послушнический обет.

Собеседница недоуменно отпрянула от меня.

— Значит, это не маскарадный костюм? — спросила она, разглядывая мой монашеский хабит.

— Нет, это маскарадный костюм, — сбивчиво пояснила я. — Я член Доминиканского ордена в Дартфордском монастыре.

— Ах, в Дартфорде, — сказала она, улыбаясь. — Моя мать рассказывала мне о Доминиканском ордене. Я знаю, она восхищалась доминиканцами. Их особенно почитают в Испании.

Я глубоко вздохнула:

— Леди Мария, я принесла обет, потому что ваша мать просила меня об этом.

Слезы снова увлажнили ее глаза.

— Вы воистину близки мне, как ни одно другое существо. Просите у меня что угодно, сестра Джоанна, и вы получите все, что хотите.

Я почувствовала, как напряжение повисло в другом углу комнаты, где стояли трое мужчин. Я сделала шаг к леди Марии:

— Я прошу не за себя, а за своего отца, сэра Ричарда Стаффорда, который содержится в лондонском Тауэре. Его обвинили в попытке помешать королевскому правосудию во время казни моей кузины леди Маргарет Булмер.

Она сочувственно посмотрела на меня:

— Я ничем не могу помочь узнику Тауэра. Приказы моего отца не оспариваются.

— Но он оказался в заключении по распоряжению герцога Норфолка и епископа Гардинера, а вовсе не короля, — сказала я.

Она повернулась к ним:

— Это правда? Епископ, зачем вы сделали это? Этот человек считается опасным? Он изменил его величеству?

Гардинер, разрываемый противоречивыми эмоциями, посмотрел на нее. Наконец натянутым голосом проговорил:

— Нет, Ричард Стаффорд не изменник. Он лишь хотел сократить страдания своей родственницы, которую сжигали на Смитфилде. Ничего, кроме этого. Это преступление не подходит под категорию государственной измены.

— Тогда вы сможете сделать так, чтобы его выпустили? — спросила она. — У вас есть на это полномочия?