Крещение Руси — благословение или проклятие? - [39]
Нет сомнений, что борьба, оставившая след в литературе как исключительно религиозная и политическая, имела под собой и существенную экономическую составляющую.
В Государственном Суздальском музее можно увидеть прелюбопытный документ: «Пошлины и штрафы, взимаемые с крепостных крестьян Покровского монастыря, в 1653 году.
С дыма – 2 алтына, курица и поярок.
За покупку:
Лошади – 2 деньги. Коровы – деньга.
За продажу:
Хлеба, лошади, коровы, сена – с каждого рубля по алтыну. Сруба – по деньге за угол.
За разбор споров:
О земле полевой – 2 алтына 2 деньги. О земле дворовой – 4 алтына 2 деньги.
Судебные пошлины:
За езду к месту разбирательства – по 1 деньге за версту. За езду в случае оправдания – по 2 деньги за версту. С виноватого – по 1 алтыну с рубля. С правого – 7 алтын 2 деньги. За присягу – 4 алтына 2 деньги.
Свадебные пошлины:
С жениха – 3 алтына 3 деньги. С невесты за стол – 2 алтына 2 деньги. С жениха с другой волости – 2 гривны.
С варки пива к празднику,
к свадьбе, на поминки – 1 ведро пива.
Штрафы:
За винокурение для себя без разрешения или на продажу – 5 рублей, битье батогами и арест. За употребление вина в будние дни – 8 алтын 2 деньги и битье батогами».
А вот опись имущества высшего духовного лица:
«Перечень людей и имущества митрополита Илариона:
16 старцев, 6 приказных, управляющих владениями, 66 человек – личная охрана, 23 человека – слуги, 25 певчих, 2 пономаря, 13 звонарей, 59 ремесленников и работных людей.
Всего 180 человек.
Оружие в количестве 93 предметов, посуда серебряная весом 1 пуд 20 фунтов, посуда оловянная весом более 16 пудов, 112 лошадей митрополичьего конного завода, 5 карет, 8 саней и колясок, 147 книг».
(Из переписной книги архиерейского дома, 1701 г.)
Это как же сильна должна была быть «любовь народная» к своим пастырям, если для охраны им требовалось аж 66 человек, вооруженных 93 предметами! 147 книг по тем временам, безусловно, весьма достойная личная библиотека, но, как ни крути, получается примерно по 1,3 книги на одну лошадь митрополичьего конного завода. Если сейчас мы можем это сосчитать, то можно догадаться, что подобные подсчеты для современников труда не представляли.
Московский собор 1666 года постановил наказывать старообрядцев «не только церковным наказанием, но и царским – сиречь градским законом и казнением». Это не первая попытка заставить «следовать путем истины» законодательно. И, как мы можем наблюдать сегодня, увы, не последняя! Жестокое постановление не было плодом жестокости нравов тогдашнего времени, как об этом обыкновенно думают. Оно вытекает из глубокого сознания, что именно без «казнения» (уголовной ответственности) нельзя провести в народ утвержденные Собором церковные реформы, из убеждения, что народ привык жить и веровать несколько иначе, чем предписывается теперь. Странная установка. Похоже, Русь «крестили» в третий раз. На этот раз уже «правильно». Наиболее яркие духовные лидеры, такие, как протопоп Аввакум, осознавали, что между народом и архипастырством возникла распря, и яростно критиковали власть как церковную, так и светскую. Реакция не заставила себя долго ждать. На голову Аввакума и его сторонников обрушились самые жестокие репрессии. Тут уже ссылками дело не ограничилось. Еретикам, покушающимся не только на «Святую Веру», но и на порядок управления (что важнее, безусловно), есть только одно средство – костер. На те пытки и мучения, которым подвергался Аввакум и его сподвижники, они смотрели как на один обширный замысел против народа. И вот тут возникает самое интересное. Почему народ одних «попов» был готов воспринимать как часть себя, а других – как… интервентов? Не как «еретиков» или «отступников», а именно как «чужих». Почему тот же Аввакум, обращаясь к «владыкам архипастырям», говорил: «Убирайтесь вы с вашими учениями, с вашим огнем, кнутом и виселицей: вы из чужой земли пришли (выделение мое. – М. С.), а мы одно с народом, одна плоть и одна душа».
Тесно переплелись протестные настроения, связанные со злоупотреблением государевых чиновников, и выступления против официальной Церкви, олицетворявшей «руку Москвы», в бунтах Кондратия Булавина и Игната Некрасова. Вообще обилие раскольников на Руси, их разнообразие и удивительная живучесть заставляют нас задуматься о какой-то более глубокой причине этого противостояния, чем просто различие в обрядах. Очень уж легко поднимался народ на бунты, особенно если речь шла о вере «правильной» («истинной»). «Что есть истина» – толкователей у нас всегда хватало, двое русских – три толкования, а врожденная тяга к «суровой справедливости» лишь подогревала эти настроения. Такая насущная потребность в «истинном» вероучении косвенно свидетельствует о том, что собственно официальная Церковь с возложенной на нее задачей-то катастрофически не справлялась. Зачем так много «искателей», если все уже найдено?
Наряду с так называемыми идейными беспоповцами, отрицавшими священство как институт, появились беспоповцы «вынужденные». Как известно, единственный «официальный» противник никонианских реформ епископ Павел Коломенский был сослан и убит. Таким образом, не имея легитимной возможности рукополагать новых священников, часть староверцев осталась без них совершенно, отказавшись принимать в общение «никонианское» священство как «еретическое». Другая же часть раскольников (поповцы), исходя из канонической практики, существовавшей в Церкви со времени борьбы с арианством, считала возможным принятие попов-«еретиков» при условии их отречения от реформ Никона.
