Крещение Киевской Руси - [47]

Не исключено, что Матвей Краковский что-то сгущал: речь шла о подготовке крестового похода на Восток (таковой и состоялся против балтийских славян в 1147 году). Ариане, в частности омийцы, вовсе не отрицали ни по форме, ни «в глубине души» Христа. Они лишь ставили его ниже Бога-Отца, на вторую ступень. Неясно также, в какой степени обвинения епископа предполагали Киевскую Русь. С положением в ней он, видимо, и не слишком был знаком. Ему были ближе рутены в Польше и Богемии, реально противостоящие католическому духовенству. И именно это положение объясняет отношение римской церкви к славянскому богослужению и «русскому» письму.

Если положение таким оставалось в XII веке, то в предшествующий период оно, очевидно, было еще более опасным с точки зрения Рима. Поэтому вовсе неудивительно, что в связи с открытием пражского епископства в 973 году папа Иоанн XIII в послании Болеславу Чешскому запрещает привлекать на епископскую кафедру «человека, принадлежащего к обряду или секте болгарского или русского народа, или славянского языка». Поскольку Киевская Русь в то время не могла поставлять кадры священнослужителей, известие кажется столь же сомнительным, что и «русские письмена». Но грамота, упомянутая в начале XII века Козьмой Пражским в его Хронике, была известна и за пределами Чехии, и, видимо, ей придавалось не местное значение. О ней сообщает, в частности, автор XII века Анналист Саксон. И в связь с этим предупреждением может быть поставлено указание польского анонима XV века на то, что у каких-то славян, крещенных по восточному обряду, были «русские священнослужители». Смысл этого странного распределения ролей может быть понят, если учесть, что для рутенов не было проблемы посвящения в сан: священники и епископы избирались общиной, как это некогда было в ранней христианской церкви.

Практически вовсе не рассматривается беглое замечание чешской хроники Далимила начала XIV века о Мефодии: «Тен арцибискуп Русин беше, мси (то есть мессу) словенску служеше». Ясно, что определение «Русин» в данном случае имеет не этническое, а религиозное значение. Мефодий отнесен здесь к числу тех религиозных деятелей, которые пользовались «русским письмом» — глаголицей и хранили традиционные религиозные обряды. Киевская Русь в этом случае вновь не могла иметься в виду, да и в начале XIV века она лежала в руинах. Знатоков русского письма в это время, как было сказано, искали не на востоке, а на западе, в Хорватии.

За самой Хорватией также в ряде случаев сохраняется название «Руссии». Именно вместо нее такое обозначение появляется у уроженца Северной Италии (как раз города Вероны) Гваньини, побывавшего в XVI веке в Польше, а затем давшего описание «сарматских» народов, в число которых вошли славяне, русы и племена иллирийского корня. У хорватов сохранялось и предание о том, что отсюда и вышли три брата — Чех, Рус, Лех. Указывали даже район, где эти братья некогда якобы жили. В славянской литературе неоднократно пытались осмыслить причины такого распространения имени «Русь». Польский хронист XVI века Стрыйковский из неизвестных источников заимствовал утверждение, будто киевский князь Владимир в конце X века «собрал большое войско, с которым, переправившись через Дунай, подчинил земли: Болгарскую, Сербскую, Хорватскую, Семиградскую, Вятницкую, Ятвяжскую, Дулебскую, и те земли, где теперь волохи, мултаны и татары добручские, и всех их привел в послушание одним походом и возложил на них дань, которую они раньше давали царям греческим». Южнорусский переписчик Жития Кирилла, живший в XVII веке, сделал весьма примечательный комментарий к Сказанию о Русской грамоте (переделке сказаний о начале славянской письменности): «И не токмо муравляне (то есть моравы), чехи, козари, карвати, сербы, болгары, ляхи и земля Мунтаньская (южное Прикарпатье), вся Далмация и Диоклития, и волохи быша Русь».

«Русские письмена», как следует из Жития, не были ранее известны Кириллу, и освоение русского языка явилось одним из чудес в проявлении его лингвистического дарования. Евангелие и Псалтирь, встреченные им в Корсуни, могли относиться и к значительно более ранним временам, нежели середина IX века. Ведь христианство у части ругов-русов было, по крайней мере, за четыре столетия до этого. А это значит, что и богослужебные книги существовали столько же.

В Корсуне нашелся и человек, знавший этот язык, благодаря общению с которым Кирилл и смог различить гласные и согласные в текстах. Из этого следует, что глаголица не была первоначально славянским письмом. Она стала таковым лишь в процессе ассимиляции самих русов славянами, а также, возможно, и специально приспосабливалась к славянскому языку. Не исключено, что именно такую роль и выполнил Мефодий. Во всяком случае, в глаголице есть несколько знаков, совершенно выпадающих из стиля всей азбуки. Это практически совпадающие с кириллицей знаки «Ш» (ша) и «Щ» (шта) (отсутствующая в греческом буква «Ш» была заимствована Кириллом из иврита). «Ять» в глаголице, по существу, воспроизводит «юс малый» кириллицы, а буква «рцы» («Р») в глаголице лишь перевернута (как мягкий знак или древнее «ерь» в кириллице).