Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти? - [10]

Н.И. Тургенев высказал довольно смелый для его времени взгляд на казенных крестьян, которые официально причислялись тогда к разряду «свободных состояний». Казенных или государственных крестьян разных ведомств он считал такими же крепостными людьми, как и крестьян частновладельческих. Следует «рассеять ложное убеждение, – подчеркивал Тургенев, – что будто бы одно сословие сельских обывателей, водворенных на владельческих землях, есть крепостное»[41]. Исходя из этого, он доказывал необходимость уничтожения как частного, так и государственного крепостного права.

Революционные традиции в русской историографии, заложенные А.Н. Радищевым и декабристами, продолжили В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский и их единомышленники. Они выступили на арену общественно-политической деятельности и в тот период, когда крепостная система переживала глубокий кризис и вопрос о ее ликвидации встал перед Россией во весь свой рост в качестве основной жизненной задачи.

Подобно своим предшественникам в лице Радищева и декабристов, революционные демократы специально не занимались научным исследованием проблемы происхождения крепостного права, которое А.И. Герцен называл «гнусным, позорным, ничем не оправданным рабством»[42]. Все их помыслы, сила и энергия были направлены на освобождение народа от тяжких цепей этого рабства и охранявшего его царского самодержавия. Если же они и касались истоков крепостничества, то лишь в такой мере, в какой это диктовалось практическими потребностями революционной борьбы.

Будучи солидарными в общей оценке крепостного права и в необходимости его решительного уничтожения, революционные демократы имели и некоторое различие во взглядах на отдельные стороны этой проблемы. Так, В.Г. Белинский сущность крепостного права сводил к отмене правил Юрьева дня и связывал это с именем Бориса Годунова. По его мнению, именно Годунов явился автором увековеченного русской пословицей «нововведения»: «Вот тебе, бабушка, Юрьев день!» Явно преувеличивая роль личности в истории, Белинский не смог разобраться во всей сложности социально-экономических процессов, породивших в свое время крепостное право. Он излишне оттенял своеобразие исторического развития России. «… до Годунова, – писал Белинский, – у нас не было крепостного сословия, и в этом отношении не мы у Европы, а Европа у нас могла бы с большою для себя пользою позаимствоваться. Вместо крепостного права у нас было только поместное право – право владеть землею и обрабатывать ее руками пролетариев, на свободных с ними условиях, обратившихся в обычай»[43].

Однако ошибочные представления по вопросу об истоках крепостничества не помешали В.Г. Белинскому стать непримиримым его противником. Крепостное право он считал «вредным» для России как в прошлом, так и в настоящем, и всю свою жизнь посвятил самоотверженной борьбе с ним.

По сравнению с В.Г. Белинским в решении ряда аспектов проблемы закрепощения крестьян ближе к истине подошел А.И. Герцен. Правда, и Герцену в поисках истоков крепостничества не удалось избежать широко распространенного в его время заблуждения, что в отдаленном прошлом Россия якобы была страной совершенно иного склада, чем государства Западной Европы. Древняя и удельная Русь представлялась ему в виде федерации земель с однородным населением, не знавшим обособленных, привилегированных классов и борьбы разнородных социальных сил[44]. Исходя из этого, Герцен отрицал наличие крепостного права и собственного крестьянского землевладения в Русском государстве того времени. В статье «Крещеная собственность» он писал: «Крестьяне с незапамятных времен селились на частных землях, но крепостными они не были. Отношение их к помещикам было патриархальное, основанное на обычаях, на взаимном доверии»[45]. Подобно многим декабристам, Герцен в этом вопросе сделал шаг назад сравнительно с Н.А. Радищевым.

Необходимо заметить, что вопрос о закрепощении крестьян в России Герцен считал одним из наиболее запутанных в русской историографии. «Зачем наш народ попал в крепость, как он сделался рабом» – спрашивал Герцен и отвечал, что «это не легко растолковать»[46].

Герцен не разделял того взгляда, что крепостное право будто бы возникло вдруг как следствие законодательной отмены Борисом Годуновым правил Юрьева дня. По его мнению, закрепощение крестьян в России было длительным и сложным процессом, прошедшим в своем развитии ряд этапов[47]. «Крепостное право, – писал он, – шаг за шагом установилось к началу XVII века и достигло полного развития в «философское» царствование Екатерины II»[48]. Отмечая непрерывный рост крепостничества в XVII-ХVIII вв., Герцен видел в этом глубочайшую основу крестьянских войн, периодически потрясавших Россию[49]. А.И. Герцен глубже, чем его предшественники и многие современники, вскрыл классовые корни крепостного права. Всю ответственность за порабощение крестьян в России он возлагал на помещиков, опиравшихся в своих действиях на поддержку верховной власти. В противовес официальным историкам Герцен постоянно подчеркивал органическую зависимость крепостнической политики царского правительства от воли помещиков. «Царизм, сам опиравшийся на неограниченную власть, – писал он, – по необходимости должен был покровительствовать покушению помещиков на права крестьян…»[50]. Или еще: «Крестьянин был обманут, взят врасплох, загнан правительственным кнутом в капканы, приготовленные помещиками, загнан мало-помалу, по частям, в сети, расставленные приказными; прежде нежели он хорошенько понял и пришел в себя – он был крепостным»[51].