Крепость Магнитная - [52]
Платон расхохотался: вот он каков Генка Шибай, не успел познакомиться, а уже раскрасил — чище некуда! Лицо седока застыло в смешной позе, глаза как-то наискось. Нижняя губа отвисла, нос картошкой, и все же лицо его, Ладейникова… Вот черт! Ему, Генке, в Москве бы учиться, а не кирпичи таскать.
Подтолкнув друг друга, двое парней зачмыхали:
— Конь-то не кован. Далеко не уедет!
— Рано ему на авто, кишка тонка, — сказал другой.
Ладейников понял, говорили о нем: неприятно все-таки, отошел в сторонку, раздумывая. Из показателей выходило, что возглавляемая им бригада работает так себе — середина на половину: и до вершины не дошла и вниз не спустилась, застряла где-то на полпути. Восторгаться нечем, но и сказать — плохо, тоже нельзя. Конечно, очень хотелось бы пересесть с «коня» на «трактор», да что поделаешь, тут, как говорится, и рад бы девку поцеловать, да борода мешает. В общем, бригада не так уж плоха; в ней есть парни, с которыми можно самому черту рога обломать! Климов, Глытько, Ригони, тот же Генка Шибай… Но вот Глазырин, хоть ты кол на голове теши. Гнать бы такого, а, поди, попробуй, тут тебе и профсоюз и комсомол — воспитывать надо! Выгнать легче всего, а вот…
Бригада Баянбаева опять на первом месте. Третий месяц подряд. Кто бы мог подумать?
Бригадира-победителя художник изобразил летящим на самолете. Обхватив фюзеляж короткими, кривыми ногами, Баянбаев улыбался. На голове огромная лисья шапка… И опять полное сходство: скулы, нос, глаза-ромбики.
— Подывись! Глянь же! — пробираясь к доске показателей, усмехался Глытько. — Богобоязный-то… Ха-а!.. На черепахе!.. Вот жмет, а… Аллюр три креста!
— Куда ён лупить?
— Вслид за Чкаловым на остров Удд!
— А може, в пивнуху?
— На какие шиши пить-то!..
Еще недавно Богобоязный гремел на всю стройку и вот съехал. Молодец Генка Шибай, не поскупился на краски, представил хвастуна в самом что ни на есть натуральном виде! С большим красным носом, пузцом, как у старичка. Сунув ноги в стремена-стаканы, Колька сидит на черепахе нагишом. В одной руке у него кирпич, в другой — штопор. На поясе в виде гранат — поллитровки.
Хватаясь за животы, — смешно — рабочие смотрели то на рисунок, то на самого Кольку, который стоял в отдалении, переминаясь с ноги на ногу и, видимо, не желая подойти ближе.
Последнее время только и говорили о Богобоязном. Как же, на всю стройку «прославился!» Так увлекся «змейкой с наклейкой», что, вернувшись однажды ночью, не мог попасть в свой барак, свалился в канаву и заснул.
Утром его нашли в одних трусах и майке: ни ботинок, ни нового костюма… Не оказалось даже кальсон.
— Взнуздать бы черепаху-то! Еще понесет, — заметил Порфишка.
— Дальше пивной не понесет.
— Всяко бывает, — обернулся Баянбаев. — Башкирская пословица говорит: и блоха лягнуть может.
Стоя в сторонке, Колька попытался было улыбнуться, дескать, наплевать на все, но улыбка получилась сквозь слезы. Опустился на бревно, притих.
Не один раз Богобоязный обещал «поднажать», вырваться вперед, пересесть хотя бы на «коня», но так и не вырвался, опустился еще ниже — на «черепаху».
Нельзя сказать, чтобы он не старался. И хлопцы его не бездельничали. Но ведь остальные бригады тоже не спали. А тут еще — бац — прогул, и показатели, будто колесо, катились под гору.
Кончился рабочий день, а строители не расходились: вот-вот должны были привезти деньги: зарплату выплачивали тут же на объекте. Люди с нетерпением ждали кассира, который, как полагали, ну, конечно же, выехал из банка. Шло время, а его не было. Рабочие с беспокойством поглядывали на дорогу: он, бывало, и раньше задерживался, не без этого, но не так долго. Непонятно что-то…
Платон развернул газету, отпечатанную на рыжей, оберточной бумаге, и стал читать вслух: он агитатор, и было бы непростительно упустить время, которое предоставил ему сам господин случай! В статье писалось о военных приготовлениях Германии, о все нарастающей угрозе войны. Агитатор и сам не заметил, как возле него образовалась группа слушателей.
— Тише! — зашикал кто-то. — Интересно очень.
— …Версальский договор, — пояснил Платон, — запрещал Германии иметь армию свыше ста тысяч человек, строить военные корабли, боевые самолеты, отменял воинскую повинность. Но пришла к власти клика Гитлера и на глазах всего мира демонстративно отвергла все пункты этого договора.
По велению фюрера началось формирование новых воинских частей. Со стапелей спускались подводные лодки, торпедные катера, закладывались более крупные военные суда. Грохоча гусеницами, с заводов Круппа выкатывались танки. В конструкторских бюро Хейнкеля и Мессершмитта разрабатывались новые образцы самолетов. В городах и селах стали возникать так называемые охранные отряды, во главе которых встал некто Гиммлер…
Послушать агитатора подсела новая группа рабочих. На стройке еще далеко не все были грамотны, а если кто и умел читать, то не всегда мог разобраться в прочитанном. К тому же, не так просто было купить газету. Страна переживала бумажный голод, и по утрам возле киосков выстраивались длинные очереди.
— …А теперь об Урало-Кузбассе, — предложил Платон.
— Про нас, выходит?
Белорусский писатель Александр Лозневой известен читателям как автор ряда поэтических сборников, в том числе «Края мои широкие», «Мальчик на льдине», «В походе и дома». «Дорога в горы» — второе прозаическое произведение писателя — участника Великой Отечественной войны. В нем воссоздается один из героических эпизодов обороны перевала через Кавказский хребет. Горстка бойцов неожиданно обнаружила незащищенную тропу, ведущую к Черному морю. Лейтенант Головеня, бойцы Донцов, Пруидзе, дед Матвей, обаятельная кубанская девушка Наташа и их товарищи принимают смелое решение и не пропускают врага.
События романа происходят летом 1942 года на Кавказе. Автор, участник Великой Отечественной войны, показывает мужество советских воинов, насмерть стоявших на Орлиных скалах и задержавших продвижение отборной фашистской дивизии «Эдельвейс».
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.