Крепость Магнитная - [102]

— Будем рисковать, — сказал директор.

Но тут возникла новая проблема: переключить блюминг на броневые листы — это значит оставить некоторые цехи без заготовок. Что же делать, как выполнять требования Государственного Комитета Обороны?..

Совещание кончилось. Директор не ушел. Попросил стакан чая и, прихлебывая, принялся перечитывать директиву Из министерства. Предлагалось построить на заводе еще один цех. На все работы — от нулевого цикла до пуска — отводилось шестьдесят дней. Этого, конечно, было недостаточно. Но что поделаешь, оспаривать нет смысла. «А что если прибавить шестьдесят ночей, — подумал директор. — Работать, не уходя с объекта, круглосуточно. Поставить палатки, организовать питание…» Вот об этом он сегодня и будет говорить на бюро горкома партии!

Зазвонил телефон. Опять вызывала Москва.

45

Пригородный поезд подолгу стоял на станциях и полустанках: то его обгонял какой-нибудь скорый, то он ждал встречного, в общем, двигался со скоростью черепахи. Вагон, в котором ехала Роза, был переполнен, и она с трудом примостилась на боковой полке, рядом с хмурым, полнеющим мужчиной. От мужчины несло табаком и еще чем-то покрепче. Обливаясь потом, он обмахивался газетой, будто веером; пытался открыть окно, но оно, оказалось, заколочено наглухо. Мужчина негодовал, поднимался и уходил в тамбур освежиться, но тут же возвращался, опасаясь, видимо, за свой чемодан. Сняв шерстяную кофточку, Роза осталась в легком ситцевом платье: так легче… Сам воздух в вагоне был как бы отработанным, лишенным кислорода. Однако надо было ехать, и пассажиры мирились с неудобствами.

Роза думала о том, как она встретится с отцом и матерью: родители не знают, что она в Белоруссии и что с рассветом будет у них, на Кальварии. Еще из Магнитки писала: выезжает к мужу — летчику и, наверное, будет жить в военном городке, но где именно, не указала: Янка не велел, нельзя об этом. Таким образом, и мать и отец совершенно не подозревали, что завтра, 22 июня, в воскресенье, к ним на рассвете заявится самая дорогая гостья — единственная дочь Роза.

Поезд опять остановился. Роза глянула в окно и в свете фонаря прочитала: «Ст. Осиповичи». Это, примерно, на половине пути. Что ж, оставалось не так много. Через какие-то три-четыре часа она будет в своем древнем, наполовину деревянном, но уже ставшем на путь обновления, Минске. Давно она не была в родном городе! Живо представила, как, выйдя из вокзала, сядет на третий номер трамвая и, проехав четыре остановки, сойдет у сквера, оглядится вокруг и, как в детстве, побежит мимо кладбища домой. В палисаднике, как прежде, акации заслоняют ветхий деревянный дом, скрывают его. Представила, как ступит на порог, кинется навстречу матери, обнимет отца. Мама прежде всего спросит, не проголодалась ли дочка, и скорее на кухню — за стол. А отец скажет:

— Муж у тебя летчик, замечательный человек. Все это так. Но нельзя же и родителей забывать! Считай, два года не виделись.

— Год и десять месяцев, папа!

— Все равно много. Мы вот стареем, побаливаем…

— Перестань, отец, — скажет мать. — Видишь, приехала, не забыла. — И прикажет ему идти на базар, купить все, что требуется, а главное, сушеных боровичков: дочка в детстве очень любила грибной суп.

«Все будет, примерно, так», — подумала Роза, уж она-то знает маму! И опять представила ее — худенькую, ласковую, с усталыми синими глазами.

Мысли о родителях переплетались с мыслями о Янке. Где он сейчас? Если начались учения, о которых он говорил, то, наверное, уже поднялся в воздух, летит где-нибудь за облаками. Роза никогда не летала на самолете и ужаснулась, представив мужа где-то высоко над землей, в неуютном и страшном ночном небе. Глянула в окно и немного успокоилась: небо не совсем черное, кое-где видны тусклые звезды и уже светает. Скорее бы утро. Не легко им, летчикам!

Раньше, когда была еще в Магнитке, полагала: приедет к мужу, в первый же день пойдет с ним в театр или Дом Красной Армии, о котором он писал. Давно не была с ним вместе на людях. Не чувствовала его рядом. А он, Янка, став военным, буквально преобразился — стройный, аккуратный, и на него засматриваются девушки. Она заметила это, когда сошла с поезда в Бобруйске. Удивилась и даже оробела, потом сказала себе: «Ну и пусть, не съедят же они его!» Тогда же, в первый день приезда, поняла: военные не часто бывают в театре, особенно летчики, которые, как правило, находятся за городом. Да и времени у них на это не остается: занятия, полеты, учения… И если у нее спросят — откуда такие сведения — она судит по мужу! Встретив жену, и полчаса не побыл с нею — скорее туда, к самолетам!.. Предвидя домашнее одиночество, скуку, еще в пути решила: обязательно пойдет на работу. Не найдется места в воинской части, будет трудиться в городской больнице, поликлинике или даже на вокзальном здравпункте: важно быть в коллективе! А еще запишется в самодеятельность… Жить в спокойствии, не спеша, без цели, она не может.

— Вы куда едете? — спросил долго молчавший сосед.

— Домой, к маме.

— Минчанка?! — спохватился он. — Вот кстати… Меня, понимаете, по службе перевели. Вот еду в столицу, а жилья пока нет. Может, подскажете, где найти комнату.