Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - [2]
Ссоры в Михайловском не прекращались, и в этой до крайности неприятной обстановке Александр Сергеевич и заметил крепостную Ольгу. Сердцу было чем утешиться: ей сравнялось девятнадцать, она оказалась очень миловидна, и только присутствие родителей мешало Пушкину приступить к решительным действиям.
Ухаживание за крепостной – было ли оно? Возможно, поэт говорил девушке какие-то приятные вещи, побаловал небольшим подарком. Но отношения начались позже, ближе к зиме, когда из Михайловского уехали почти все Пушкины.
Сначала Александру было невообразимо тоскливо. «Бешенство скуки пожирает мое глупое существование», – писал он. Потом тональность писем к друзьям поменялась, Пушкин почти привык к изгнанию и даже начал входить во вкус этого нового распорядка жизни:
«Вечером слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки… своего воспитания. Что за прелесть эти сказки!»
Впоследствии много станут говорить, что ему помогла поэзия, что его окрылили музы… Но были и другие моменты, которые скрашивали существование Пушкина: его связь с Ольгой Калашниковой.
Между Петербургом и Михайловским постоянно велась оживленная переписка. Своему лицейскому другу Ивану Пущину (поэт вообще любил поделиться любовными похождениями) Пушкин рассказал о крепостной почти сразу. По крайней мере, побывав в Михайловском в начале 1825 года, Пущин оставил красноречивую запись в своем дневнике:
«Я тотчас заметил… фигурку, резко отличавшуюся от других, не сообщая… Пушкину моих заключений… Впрочем, он тотчас прозрел шаловливую мою мысль, улыбнулся значительно».
Роман поэта с крепостной продолжался примерно полтора года – все то время, что Пушкин провел в Михайловском. Женат в ту пору он не был, и связь с крестьянкой считалась настолько обыденным явлением, что не вызывала удивления. Но 1 июля 1826-го Ольга Калашникова родила сына, названного Павлом и крещенного четырьмя днями позже (в XIX веке обряд крещения нередко проводился почти сразу после рождения дитя). Имя Пушкина ни в одной метрике упомянуто не было[1]. Каким же образом стало известно, что это именно его ребенок? Дело в том, что сохранились письма к князю Петру Вяземскому, где Пушкин прямо просил друга поучаствовать в судьбе и Ольги, и младенца:
«Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег, сколько понадобится, а потом отправь в Болдино (мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи). Ты видишь, что тут есть о чем написать целое послание во вкусе Жуковского о попе; но потомству не нужно знать о наших человеколюбивых подвигах. При сем с отеческой нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке. Отсылать его в воспитательный дом мне не хочется, а нельзя ли его покамест отдать в какую-нибудь деревню, хоть в Остафьево. Милый мой, мне совестно, ей-Богу… но тут уж не до со- вести».
«Обрюхатил», «мне совестно» – слова, далекие от любви. Но мог ли поэт, воспитанный настоящим дворянином, бывавший при дворе, близко знакомый со множеством высокопоставленных особ, всерьез увлечься обычной дворовой девкой? Конечно, нет. Ольга стала прекрасным времяпрепровождением, но не более того. К тому же осенью 1826 года Пушкин начал строить матримониальные планы. Встретив в Москве свою дальнюю родственницу, Софью Пушкину, очень уж поэт старался ей понравиться. Однако девушка предпочла другого – уже в декабре была помолвлена с другим.
Судьба же крепостной Ольги не совсем обычна: ей позволили оставить ребенка и даже выступить в качестве его крестной (сохранились записи болдинского Успенского храма). К сожалению, мальчик прожил всего 2 месяца и был похоронен в Болдино. Позже Ольга получила вольную и вышла замуж за дворянина Павла Ключарева, вдовца с маленьким сыном. А Пушкин спустя несколько лет женился на Наталье Гончаровой.
Впрочем, он еще не раз поинтересовался, как живется его прежней возлюбленной, и получил 15 марта 1832 года ответ от ее отца: «Дочь только тем несчастлива, что ничего нет… что было все описано… При должности живут кое-как, а без должности хоть по миру ходи». Этот завуалированный намек на возможную помощь от поэта возымел действие: Пушкин сразу повысил жалованье отцу Ольги, чтобы тот мог какие-то крохи пересылать дочери. Но больше ничего сделать поэт не мог. У него у самого финансовые дела шли, мягко говоря, не очень.
Следы Ольги теряются уже после смерти поэта, и трудно сказать, как сложился ее жизненный путь, начиная с 1840 года. Последнее упоминание о ней связано с переездом в Петербург. А что дальше? Непонятно. Супруг молодой женщины был совершенно разорен, а еще частенько прикладывался к бутылке.
Кстати, пушкинисты уверены, что Калашникова – и есть та самая Ольга из донжуанского списка поэта. В 1829 году он шутки ради решил составить перечень всех дам, которыми когда-либо увлекался. Этот «реестр» был записан в альбоме Елизаветы Ушаковой, а почти шестьдесят лет спустя его опубликовали[2]. Донжуанский список включает в себя два столбца имен (без фамилий или титулов), и вот во втором, пятнадцатой по счету, была обозначена Ольга.
В своем исследовании английский историк-публицист Джон Кимхи разоблачает общепринятый тезис о том, что осенью 1939 года Британия и Франция не были в состоянии дать вооруженный отпор фашистской агрессии. Кимхи скрупулезно анализирует документальные материалы и убедительно доказывает нежелание британских и французских правящих кругов выполнить свои обязательства в отношении стран, которым угрожала фашистская Германия. Изучив соответствующие документы об англо-французских «гарантиях» Польше, автор наглядно продемонстрировал, как повели себя правительства этих стран, когда дело дошло до выполнения данных ими обещаний.
Деньги были изобретены ещё до начала письменной истории, и мы можем только догадываться о том, когда и как это произошло. Деньги — универсальное средство обмена, на них можно приобрести всё, что угодно. Количеством денег измеряют ценность того или иного товара и услуги, а также в деньгах измеряется заработная плата, или, по-другому, ценность различных специалистов. Деньги могут быть бумажными, металлическими, виртуальными… Они установили новый способ мышления и поступков, что изменило мир. Сегодня власть денег становится неоспоримой в человеческих делах.
Цель настоящей книги британского востоковеда, специалиста по истории ислама и древних языков Де Лейси О’Лири – показать читателю, что доисламская Аравия, являясь центром арабского сообщества, не была страной, изолированной от культурного влияния Западной Азии и от политической и социальной жизни своих соседей на Ближнем Востоке. В книге подробно рассматриваются древние царства, существовавшие на территории Аравии, их общение между собой и с внешним миром, большое внимание уделяется описанию торговых путей и борьбе за них.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Народы Запада уже шесть столетий пытаются подчинить другие страны, опираясь на свои технологии, но те не всегда гарантируют победу. Книга «Власть над народами» посвящена сложным отношениям западного империализма и новых технологий. Почему каравеллы и галеоны, давшие португальцам власть над Индийским океаном на целый век, не смогли одолеть галеры мусульман в Красном море? Почему оружие испанцев, сокрушившее империи ацтеков и майя, не помогло им в Чили и Африке? Почему полное господство США в воздухе не позволило американцам добиться своих целей в Ираке и Афганистане? Дэниел Хедрик прослеживает эволюцию западных технологий и объясняет, почему экологические и социальные факторы иногда гарантировали победу, а иногда приводили к неожиданным поражениям.
“Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914–1991)” – одна из главных работ известного британского историка-марксиста Эрика Хобсбаума. Вместе с трилогией о “длинном девятнадцатом веке” она по праву считается вершиной мировой историографии. Хобсбаум делит короткий двадцатый век на три основных этапа. “Эпоха катастроф” начинается Первой мировой войной и заканчивается вместе со Второй; за ней следует “золотой век” прогресса, деколонизации и роста благополучия во всем мире; третий этап, кризисный для обоих полюсов послевоенного мира, завершается его полным распадом.
Книга на основе телепроекта о Гражданской войне.