Крепкие орешки - [8]

-- Вон он, гад, на четвертом, -- деловито прокомментировал мои наблюдения Филатов. -- И еще бригада гранатометчиков на крыше. И автоматчики в каждой дырке.

Так оно. Справа от угла, на четвертом этаже, в глубине -- в глубине, не на виду, мать его! -- комнаты сверкала характерная вспышка, сопровождаемая звонким, с металлическим лязгом, грохотом пулемета ПКМ. Где-то там же, судя по звуку, работали, как минимум, двое снайперов, вернее, двое стрелков с СВД, потому что снайпер делает один труп двумя, максимум -- четырьмя пулями, а я, черт возьми, все еще был жив. И не только я.

Комментарий 1

Тут требуется небольшое -- не лирическое -- отступление. Слова у нас, до важного самого, в привычку входят, ветшают, как платье. Тут В. В. Маяковский не ошибся: девальвация слова и эрозия его этимологии в наше время достигли катастрофических величин. "Снайпер" в переводе с английского означает "стрелок по бекасу", причем генезис слова предполагает еще более конкретную формулировку -- стрелок по бекасу пулей, пулей -- не дробью! Бекас много меньше голубя, но много проворнее воробья. Но и это еще не все: бекас -- единственная из птиц, выполняющая на взлете тактически грамотный противозенитный маневр: сложный зигзаг с изменением курса и высоты. Не верите мне -- прочитайте великолепный роман Лена Дейтона "Бомбардировщик", там британский тяжелый бомбер именно так уходит от преследования германского ночного истребителя.

А теперь представьте себе стрелка, способного пулей, выпущенной из гладкоствольного охотничьего ружья, влет поразить быстро и активно движущуюся мишень размером с кофейное блюдечко на дистанции 30-- 50 метров БЕЗ оптического прицела. Представили? Вот это и есть снайпер. Может такой стрелок промахнуться из великолепной нарезной винтовки с оптическим прицелом по практически неподвижной цели с дистанции в 60 метров? Нет, не может! Черт побери, я, в конце концов, не мазал и с 500 метров. А если промахивается -значит, он не снайпер. Мне повезло -- я дружил и убивал с настоящими снайперами, я имел возможность сравнивать. Так вот, вся общесоюзная болтовня СМИ о сверхметких чеченских снайперах укладывается, как в портсигар, в четыре слова: стреляющий из-за угла. У этой темы есть подраздел -- баллада о "Белых колготках". Увы, нет времени и места; о снайперах и снайперских чудесах -- как-нибудь в другой раз. Я-то на что тратил бумагу? А на то, что бандиты -- никудышные стрелки. Кто бы их ни учил. Сколько бы им ни платили. Я даже знаю, почему. И когда-нибудь это объясню.

Справа от меня пушкари в это время споро, но без лихорадки "раздевали" автомат. Я сунул бинокль на место и не без облегчения нырнул под защиту забора.

-- Что с пушкой-то? -- процедил я сквозь сигаретный фильтр, сосредоточенно прикуривая.

-- Попали, ублюдки. -- Филатов огорченно цыкнул зубом. -- В лафет и в правый автомат. С одним-то рабочим стволом много не настреляешь!

Что верно, то верно: при стрельбе одним стволом из-за несимметричности отдачи установку с каждым выстрелом все больше разворачивает в сторону рабочего автомата. И вновь я мысленно снял кепи перед бойцами: кромка забора перед ними исходила пылью и бетонной крошкой от частых ударов пуль, трещало и топорщилось щепками дерево, дребезжало и гремело железо, а второй зенитный расчет орудовал на пушке сноровисто и грамотно, как будто прошел с боями, как минимум, от Курска до Берлина. Их нечему было учить, учить ученого -только портить.

-- Саша, клоун с пулеметом -- на твоей пролетарской совести! И башкой без нужды над плечами не размахивайте. Я -- в "сундучок на колесиках", оттуда -- на минометную огневую. Не забывай, пиши!

-- Непременно, командир! Заказным!

Направляясь вдоль забора к КШМ -- командно-штабной машине на базе ГАЗ-66, действительно -- ни дать, ни взять, сундуку с антеннами, я неожиданно наткнулся на своего доброго знакомого, замполита третьей роты капитана Ламбина. На должности он находился аж целую неделю, будучи выдран по продразверстке с одной из режимных комендатур ядерного объекта. После драконовских мер по обеспечению стерильности и дамочек-контролерш Ламбин безо всякого перехода очутился в траншее с "калашниковым" в руках и в компании отнюдь не питомцев школы с гуманитарным уклоном. Надо отдать ему должное -- мужиком он оказался что надо, ухитрился даже не растеряться в первом бою, упавшем ему на голову, как ведро с белилами в фильмах Чарли Чаплина. С печатью философского смирения на лице (как-никак, марксист) Ламбин заколачивал в магазин патроны.

-- Как дела, комиссар? -- заорал я во все горло, во-первых, чтобы перекричать канонаду, а во-вторых, от удовольствия видеть деликатного, воспитанного Ламбина за настоящей солдатской работой.

Николай Владимирович подарил мне выразительный взгляд поверх очков, став удивительно похож на Папу Карло из ломового детского триллера про деревянного шалунишку и его подельников.

-- Дискриминация, Митрич! Я бы даже сказал, апартеид!

-- Что такое? "Дедушки" обижают? -- удерживая чуть ли не руками рвущийся наружу смех, притворно удивился я.

-- И не говори! Совсем дембеля разбушлатились -- целому капитану пострелять не дают!