Кремлевское золото - [50]

«Отгремела сенсациями аукционов и торгов эта история. Мир давно успел подивиться ею и успокоиться. Только мы все молчим, в тайну играем. Будто и не было ее вовсе, будто не было сгинувших невесть куда сокровищ Романовых, эрмитажных полотен, убранства десятков поражавших Европу дворцов Петербурга и тысяч усадеб, монастырей и церквей, разбросанных по всей необъятной Руси. Будто не было их. А то, что было, уместили в Эрмитаж и музеи Кремля. Но Россию в шляпу не уместишь. И живы ее сокровища. Вот уже полвека гуляют они по чужестранным городам и весям, принося баснословные прибыли их очередным владельцам. А мы делаем вид, что нас это не касается. Что это не наше, не родное, не кровное… А ведь это наше, завещанное веками богатство. Так не пора ли нам вспомнить о нем и по сроку давности снять табу с той «таинственной истории», что приключилась пять десятилетий назад? По-моему, пора. По многим причинам.

Во-первых, народ должен знать правду, ведь речь идет о национальной катастрофе.

Во-вторых, это наша история и без знания обстоятельств этого дела нельзя в полной мере представить развитие советско-американских и советско-западноевропейских экономических, политических и культурных контактов в период между двумя мировыми войнами…

И, наконец, из свершившегося надо сделать нравственный вывод, что торговать культурой своего народа преступно, дивидендов такая торговля не принесет. И как бы нам ни было трудно, и каким бы легким ни казался этот путь, мы должны помнить трагические уроки прошлого и никогда их больше не повторять…»

Начало истории о распродаже культурного наследия России уходит своими корнями в первые послевоенные годы. Ее пиком принято считать 1933 г., когда эта акция достигла наивысшего масштаба. Но нельзя сказать, что на этом она прекратилась. И в последующие годы распродажа предметов искусства продолжала осуществляться. Правда, в менее крупных размерах.

Слухи о том, что распродают Эрмитаж и сокровища частных собраний, ходили по миру еще с 20-х годов. Расположение мировой общественности к Советской России определялось во многом ее отношением к культурному наследию прошлого. В 1924 г. Бенуа писал: «В мою недавнюю бытность за границей, в беседах с людьми… наибольшее впечатление производили те мои рассказы, в которых я сообщал о сохранности всех драгоценностей, доставшихся революции в наследство от старого строя. Эти мои сообщения опровергали тенденциозные слухи, что после Октябрьской революции все было расхищено и уничтожено. Симпатии к СССР в самых широких западноевропейских кругах завоевали именно подобные, подтвержденные действительностью, опровержения».

Но посмотрим, как же все обстояло на самом деле. На первый взгляд, большевиков весьма задевали обвинения мировой общественности в том, что в Советской России царит варварское и бескультурное отношение к наследию прошлого. Для опровержения подобного рода представлений внутри страны и за рубежом даже устраивались показательные выставки, издавалась специальная литература, организовывались ознакомительные поездки известных западных деятелей культуры и искусства. Одна такая поездка состоялась весной 1924 г., когда в Москву и Ленинград прибыл с визитом популярный в то время английский путешественник и коллекционер, член британского парламента Мартин Конвей. Он приехал в СССР с намерением изучить художественные сокровища России. В итоге, по возвращении на родину, Конвей издал книгу «Сокровища искусства в Советской России», в которой утверждал, как очевидец, что все они целы и невредимы. Но, с другой стороны, показанные. ему коллекции и произведения искусства, вскоре стали предметом сенсационных торгов.

Книга Конвея была прочитана многими западными коллекционерами и дельцами. Понимая, что большевистское руководство не представляет себе истинной ценности всех предметов культуры и искусства, сосредоточенных в его руках, эти люди начали помышлять об их приобретении. Друг Мартина Конвея, Джозеф Дьювин, к примеру, подробно выспрашивал его, что где лежит и как к этому подступиться. За ним последовали и другие. Но пока их мечта оставалась несбыточной. В конце 1924 г. глава советской торговой делегации в Лондоне Ф. И. Рабинович заявил корреспонденту одной из английских газет, ссылаясь на письмо директора Эрмитажа Тройницкого, что «появившиеся в британской прессе статьи об обширных распродажах музейных ценностей из русских музеев, и, в первую очередь, из ленинградского Эрмитажа… не имеет под собой никаких оснований».

Однако, уже очень скоро подобные основания появились. Осенью 1927 г. влиятельный французский маршал Жермен Селигман получил весьма интригующее предложение от торгового представителя в Париже Георгия Пятакова принять участие в одном «рискованном коммерческом предприятии». Ему было предложено, в частности, провести отбор произведений искусства, принадлежавших СССР, для зарубежных покупателей. Воспылав вожделенной мечтой, Селигман отправился в Москву. Но тут его ожидало разочарование — отбор касался лишь незначительных на его взгляд предметов из национализированных частных собраний: люстр, малахитов, ювелирных украшений, картин и т. п. Все это было не то, о чем мечтал влиятельный французский маршал. Разочаровавшись в своем предприятии, он отправился в Париж. Но через несколько месяцев его посетила другая советская делегация, предложившая организовать массовую распродажу культурных ценностей Советского Союза и обещавшая при этом полную свободу действий. Предложение это было заманчивое, но весьма рискованное. В первую очередь, потому, что в Париже обосновалось большое количество русских эмигрантов, которые могли сорвать сделку и потребовать возвращения конфискованного у них имущества. Селигман попытался заручиться поддержкой французского правительства, но и оно не могло гарантировать успех подобного предприятия. Селигман вынужден был отступиться.