Кремлевское золото - [44]

А еще Зубаловы владели нефтеперегонными заводами в Батуми и в Баку. Отцу моему и А. И. Микояну хорошо было известно это имя, так как в 900-е годы они устраивали на этих самых заводах стачки и вели кружки. А когда после революции в 1919 г., появилась у них возможность воспользоваться брошенными под Москвой в изобилии дачами и усадьбами, то они и вспомнили знакомую фамилию Зубаловых.

А. И. Микоян с семьей и детьми, а также К. Е. Ворошилов, Шапошников и несколько семей большевиков, разместились в Зубалове-2, а отец с мамой — в Зубалове-4 неподалеку, где дом был меньше…

Наша усадьба без конца преобразовывалась. Отец немедленно расчистил лес вокруг дома, половину его вырубил, — образовались просеки, стало светлее, теплее и суше. Лес убирали, за ним следили, сгребали весной сухой лист. Перед домом была чудесная, прозрачная, вся сиявшая белизной, молоденькая березовая роща, где мы, дети, собирали всегда грибы. Неподалеку устроили пасеку, и рядом с ней две полянки засевали каждое лето гречихой, для меда. Участки, оставленные вокруг соснового леса, — стройного, сухого, — тоже тщательно чистились… Я только позже, когда стала взрослой, поняла этот своеобразный интерес отца к природе, интерес практический, в основе своей — глубоко крестьянский. Он не мог просто созерцать природу, ему надо было хозяйствовать в ней, что-то вечно преобразовывать…

В доме всегда было людно. В Зубалове у нас часто летом жил Николай Иванович Бухарин, которого все обожали…

Жил подолгу у нас в Зубалове и Г. К. Орджоникидзе, он был очень дружен с отцом, а мама с его женой, Зиной…

Взрослые часто веселились — должно быть, по праздникам, или справляли дни рождения… Тогда появился С. М. Буденный с лихой гармошкой и раздавались песни — украинские, русские. Особенно хорошо пели С. М. Буденный и К. Е. Ворошилов. Отец тоже пел, у него был отличный слух и высокий, чистый голос…

… Отец безумно сердился, когда приезжали товарищи из Грузии и, как это принято — без этого грузинам невозможно! — привозили с собой щедрые дары: вино, виноград, фрукты. Все это присылалось к нам в дом и, под проклятия отца, отсылалось обратно, причем, вина падала на «русскую жену» — маму… А мама сама выросла и родилась на Кавказе и любила Грузию, и знала ее прекрасно, но, действительно, в те времена как-то не поощрялась вся эта «щедрость» за казенный счет…

В доме у нас, в кремлевской квартире, хозяйничала экономка, найденная мамой, — Каролина Васильевна Тиль, из рижских немок. Это была милейшая старая женщина, со старинной прической кверху, в гребенках, с шиньоном на темени, чистенькая, опрятная, очень добрая. Мама доверяла ей весь наш скромный бюджет. Она следила за столом взрослых и детей, и, вообще, вела весь дом. Я говорю, конечно, о том времени, которое сама помню, т. е., примерно, о 1929–1933 гг., когда у нас в доме был, наконец, создан мамой некоторый порядок, в пределах тех скромных лимитов, которые разрешались в те годы партийным работникам. До этих лет мама, вообще, сама вела хозяйство, получала какие-то пайки и карточки, и ни о какой прислуге не могло быть речи. Во всяком случае, важно то, что в доме был нормальный быт, которым руководила хозяйка дома, и никаких признаков присутствия в доме чекистов, охраны тогда еще не было. Единственный «охранявший» ездил только с отцом в машине и к дому никакого отношения не имел, да и не подпускал близко…

Примерно, так же жила тогда вся «советская верхушка». К роскоши, к приобретательству никто не стремился. Стремились дать образование детям, нанимали хороших гувернанток и немок («от старого времени»), и жены все работали, старались побольше читать. В моду только входил спорт — играли в теннис, заводили теннисные и крокетные площадки на дачах. Женщины не увлекались тряпками и косметикой, — они были и без того красивы и привлекательны…

… Мама моя не успела вкусить позднейшей роскоши из неограниченных казенных средств — все это пришло после ее смерти, когда дом стал на казенную ногу, военизировался, и хозяйство стали вести оперуполномоченные от МГБ…»

И снова С. Аллилуева:

«Мама не принадлежала к числу практических женщин — то, что ей «давало» ее «положение», абсолютно не имело для нее значения. Этого никак не могут понять женщины трезвые, рассудительные…

А мама стеснялась подъезжать к Академии на машине, стеснялась говорить там, кто она, и многие подолгу не знали, чья жена Надя Аллилуева. (В те годы, вообще, жизнь была куда проще, — отец еще ходил пешком по улицам, как все люди, правда, он больше любил всегда машину. Но и это казалось чрезмерным выпячиванием среди остальных.) Она честно верила в правила партийной морали, предписывавшей партийцам скромный образ жизни…

Один пример очень характерен в этом смысле. После смерти Ленина а, может быть, и раньше, было принято постановление ЦК о том, что члены ЦК не имеют право получать гонорар за печатание своих партийных статей, книг, — и что эти средства должны идти в пользу партии. Мама была этим недовольна. Потому что считала — лучше получать то, что ты действительно заработал, чем бесконечно, без всяких лимитов, лазить по карманам казны и брать оттуда на свои личные нужды, на дачи, машины, содержание прислуги и т. п. Тогда еще только-только начиналось казенное содержание домов членов правительств. Слава Богу, мама не дожила до этого и не увидела, как потом, отказываясь от гонораров за партийные труды, наши знатные партийцы со всеми чадами, домочадцами и всеми дальними родственниками сели на шею государства…