Кремлевский заговор - [20]

Крючков утверждает, что прослушивание телефонов окружения президента — исключение из правил и предпринималось только в связи с конкретными оперативными делами. «К примеру, — заявил он на допросе 26 декабря 1991 года, — по Александру Яковлеву в КГБ поступала оперативная информация о его недопустимых, с точки зрения безопасности государства, контактах с представителями одной из западных стран. Поскольку информация казалась достаточно серьезной, я доложил об этом президенту СССР и просил разрешения начать необходимую в таких случаях проверку. Но М. С. Горбачев на такую проверку разрешения не дал. Запрет президента мною не был нарушен».

Но откуда в таком случае в архиве КГБ оказались стенограммы телефонных разговоров Александра Яковлева? Причем, не имеющих никакого отношения к контактам «с представителями одной из западных стран»?

«Весной 1991 года, — продолжил Крючков на том же допросе тему подслушивания, — в Комитет государственной безопасности поступили сигналы о том, что руководитель пресс-службы президента Игнатенко берет взятки за организацию для иностранных журналистов интервью с М. С. Горбачевым. Источниками этих сигналов были оперативные сведения, полученные об одном из иностранных корреспондентов. Речь шла (пишу по памяти) о трех случаях взяток — 10 тысяч долларов, 30 тысяч долларов и 20 тысяч долларов — всего на сумму 60 тысяч долларов. Сведения о взятках не могли вызывать сомнения, потому что были получены в результате технического контроля.

Я, разумеется, доложил М. С. Горбачеву. Горбачев попросил обдумать его, Игнатенко, перемещение с должности и поручил мне с Болдиным проработать вопрос. Через несколько дней в ходе технического мероприятия выявляется еще один факт. К Игнатенко обратился один западногерманский журналист и в благодарность за интервью М. С. Горбачева пообещал передать ему, Игнатенко, 45 тысяч западногерманских марок. Но Игнатенко вдруг отказался, гордо заявив, что это — его работа. В КГБ сложилось мнение, что Игнатенко был кем-то предупрежден и взятку в связи с этим не принял.

Хочу отметить, что в курсе этого дела был руководитель аппарата президента Болдин В. И. Во-первых, М. С. Горбачев дал поручение Болдину подыскать для Игнатенко другое место работы. Эта тема, кстати, была предметом нашего разговора с Болдиным…»

Здесь, как и в случае с Александром Яковлевым, почти после каждого слова можно ставить знак вопроса. Если информация об Игнатенко была получена в результате «оперативных сведений», значит, он находился «под колпаком» еще до получения информации о взяточничестве? Раз эта информация была подтверждена материалами «технического контроля», то, где в таком случае санкция на прослушивание телефона Игнатенко? А если шпионили не за ним, значит, — за иностранными журналистами?

Крючкову всюду мерещились «агенты влияния», он все время ссылался на какие-то только ему одному известные источники информации о том, что Запад вынашивает идею «сокращения» населения СССР, что «демократы» намечают резню коммунистов, чьи квартиры, якобы, уже помечаются «крестиками», и прочее, прочее…

«В КГБ вообще большие параноики. Воображают порой нечто невероятное», — считает бывший советский разведчик Олег Гордиевский. Конечно, можно объяснить поведение Крючкова паранойей, необузданной страстью заглядывать в замочные скважины, плести интриги и т. д. Однако дело вовсе не в личностных качествах Крючкова. КГБ мог рассчитывать на сохранение своего могущества только в атмосфере всеобщего и постоянного страха перед внутренними и внешними врагами. Вот где истоки шпиономании и неиссякаемых разглагольствований о коварном Западе, который не спит, не ест, а только думает, как бы навсегда покончить с «этими русскими».

Стремясь доказать стране и президенту, что причина перебоев с горючим, топливом, продуктами питания заключается в кознях «антисоциалистических» и «деструктивных» элементов, Крючков во всех областных и районных центрах страны при Управлениях КГБ создал штабы по борьбе с экономическим саботажем. Профессиональные разведчики, проклиная своего шефа, пересчитывали водку, нательное белье в подсобках магазинов. Добыча была мизерной. Когда на Дальнем Востоке, в самом рыбном краю страны, чекистам удалось найти 500 припрятанных банок паюсной икры — это было разрекламировано как выдающееся достижение на ниве борьбы с коррупцией и саботажем. Гора родила мышь…

Истинная причина аритмии народного хозяйства заключалась в том, что страна тратила время на бесплодные идеологические споры, митингуя на краю пропасти, вместо того, чтобы сосредоточиться на создании новой эффективной экономики. Но правда не интересовала Крючкова. Правда иссушала источник его всевластия…

Демонстрируя показную готовность содействовать курсу реформ, Крючков за спиной президента сколачивал группу единомышленников, тоскующих по старым временам и мечтающих, как он, положить конец кошмару горбачевского Апреля.

По мере приближения к развязке конфронтация становилась все более жесткой и явной.

— Самая серьезная стычка проходила накануне Октябрьских праздников 1990 года, — вспоминает работавший тогда министром внутренних дел СССР Вадим Бакатин. — Движение «Демократическая Россия» намеревалось провести альтернативную демонстрацию с требованием снять тормоза с начатых преобразований, в поддержку программы «500» дней и т. д. Вопрос о том, разрешать ли демонстрацию, обсуждался с участием Горбачева. Я сказал, что запрещать мы не имеем права. Активно против меня выступал Крючков. Он потребовал «показать, наконец, силу»…