Кремлевский синдром - [7]

Сейчас его внимание занимала хохлушка. Яша поставил ее на колени и, хлопая по бедрам, пытался возбудиться. Но внушительные прелести послании самостийной Украины его страсти не разожгли. Подергав девушку за грудь, Фирман встал, подошел к столику и выпил рюмку шведской водки. Затем согнал задремавшую в кресле шлиху и уселся в него сам:

— Потрахайте друг друга, а я посмотрю, как это у вас получится.

Девицы послушно перебрались на постель и начали изображать лесбиянок. Яша поглядывал на их игры, но от мыслей, связанных с просьбой компаньона, избавиться не мог. Потом почему-то вспомнился странный сон, в котором его расстрелял сам президент. Он пытался себя убедить, что это обыкновенный бред спящего, но в то же время понимал — подсознание сработало неслучайно. В последние месяцы об изменениях в Кремле он размышлял часто. Путин его начинал раздражать.

Лида из Тулы широко раздвинула худые ноги, и цыганистая смуглянка делала вид, что целует ее заветное место. Фирман поморщился. Ему стало противно:

— Эй ты, костлявая, вали отсюда.

— Вы мне? — спросила Лида.

— Тебе. — Девушка встала, подняла разбросанную по полу одежду и попыталась в нее облачиться. — Я же тебе сказал, проваливай. Оденешься там, — Яша кивнул на дверь и добавил: — Скажешь Эдику, чтоб тебя заменили.

Эдик Ярцев служил Фирману секретарем, помнил, кому и что обещал хозяин на два года вперед, и еще отвечал за качество поставляемых боссу девок.

Лида сгребла вещи и, держа их у маленьких грудок прыщиками, пошла к двери. Жрица любви верила — свои двести долларов она получит, и уход из теплой компании ее не расстраивал. Позу Лиды приняла полненькая хохлушка, и смуглянка продолжила прерванный процесс. Хохлушка с раздвинутыми ногами эстетических чувств олигарха не оскорбляла. Он съел маслину и вернулся к своим мыслям.

Еще совсем недавно Яша мнил себя полным хозяином в стране. И это не являлось, как олигарх сам любил говаривать, «обыкновенным жидовским потном». Сам Фирман, после того как его состояние перевалило за миллиард, перестал считать себя евреем. Он величал себя Человеком Мира. И не просто существом наднациональным, а небожителем, принадлежащим к малочисленной касте избранных, магическому клану верховных судей всего человечества. И если для коллег он продолжал нести маску доступного брата по бизнесу, то делал это только из соображений меркантильных. Маска позволяла выжать из помощников больше, нежели личина недоступного владыки. Недаром Фирман завел правило — любой служащий его империи может войти к нему в кабинет без предварительной записи.

Девушки вяло копошились на постели, и Яша разозлился. Он не любил, когда его приказы выполняют формально:

— Я вам что, спать велел?! Работайте, сучки, — окрик подействовал, и девицы зашевелились проворнее. Хохлушку обхаживали всей компанией — целовали, лизали, массировали. Яша успокоился.

Да, он по праву в числе небожителей планеты, а здесь в этом российском захолустье и вовсе остался один. Гусинский и Береза бежали и могли тявкать только из-за кордонного забора. Абрамович, как и остальные члены «семьи», передал свои деловые активы державе, за что получил право жить в удовольствие, не мешая Кремлю строить свою вертикаль, и даже принимал немалое участие в этом строительстве. А он, Фирман, небожитель действующий, живет как кошка, сам по себе, и никто ему не указ. Но некоторое время назад Яша начал замечать давление государства, к институтам которого относился весьма пренебрежительно. Единственно, что его устраивало в России, так это вседозволенность набитого кошелька. Во всем остальном он видел родину бесперспективным аморфным образованием, населенным пьяницами, бездельниками и ворами. Что, кстати, частенько подтверждалось на деле, поскольку локомотивом его поезда давно стали взятки и подкупы должностных лиц любого ранга, не исключая и народных избранников. Богач обитал в кругу себе подобных или мечтавших в этот круг попасть. Среди названной публики честь и совесть давно стали товаром. О существовании других граждан с отличными понятиями олигарх представления не имел.

Девицы довели хохлушку до экстаза, и она от удовольствия принялась громко стонать. Эти стоны отвлекли Яшу от посторонних размышлений. Он тяжело поднялся с кресла и перебрался на постель. Развалив свою огромную тушу, потребовал, чтобы девы, включая хохлушку, переключились на него. Но и их коллективные усилия не приносили успеха. Яша сопел, но не возбуждался.

На смену Лиде в спальню вошла высокая дева с пепельными волосами. Одежд на ней не было, в одной руке она несла бокал с вином, в другой бутылку. Маленькая женская сумочка болталась у нее на плече. Пригубив вина и не без иронии поглядывая, как ее «коллеги» ублажают олигарха, бросила сумку на ковер и уселась в кресло.

— Тебе нравится смотреть? — угрюмо поинтересовался Яша.

— Не могу сказать, чтобы зрелище меня завораживало, но такого хряка, да еще в столь цветистом окружении, я раньше не видела. А я люблю все новое.

— Умная очень?

— Была бы очень умная, ты бы меня здесь не увидел. Может быть, не совсем дурра. Тебе это не нравится?