Кремлевский кардинал - [216]

Едва они успели выпить кофе, как объявили о начале посадки на самолет. Но мать и дочь не спешили. Без них самолет не взлетит. Наконец, когда было объявлено о том, что посадка закончена, один служитель принес их пальто и шляпки, а другой вместе с телохранителями проводил к ожидающему у входа автомобилю. Остальных пассажиров доставили к самолету на автобусе – у русских еще не всюду установлены пассажирские коридоры, к которым подают самолеты. Когда машина остановилась у трапа, мать и дочь поднялись прямо в передний салон. Стюардесса проводила их к креслам первого класса. Сам салон не назывался, разумеется, первым классом, но кресла здесь были шире, расстояние между ними больше и места зарезервированы заранее. Авиалайнер взлетел в десять утра по московскому времени, совершил промежуточную посадку в Ленинграде и полетел в Таллинн, где и приземлился чуть позже часа дня.

***

– Итак, полковник, у вас готово резюме о деятельности вашего подследственного? – небрежно спросил Герасимов. Кажется, он думает о чем-то другом, тут же отметил Ватутин. Можно было предположить, что председатель КГБ проявит больше интереса к этому материалу, особенно если учесть, что до начала заседания Политбюро остается один час.

– Об этом будут писать книги, товарищ председатель. Филитов имел доступ ко всем нашим оборонным тайнам. Более того, он принимал участие в создании нашей оборонной политики. Мне понадобилось тридцать страниц машинописного текста лишь для того, чтобы составить краткое описание его преступной деятельности. Для полного расследования понадобится несколько месяцев.

– Тщательность важнее, чем быстрота, – небрежно заметил Герасимов.

Ватутин даже не моргнул.

– Как вам угодно, товарищ председатель.

– А теперь извините меня, сегодня утром заседание Политбюро.

Полковник Ватутин вытянулся, сделал поворот кругом и вышел из кабинета, В приемной он столкнулся с Головко. Они были знакомы, хотя и недостаточно близко, закончили академию КГБ почти в одно время – с разницей в один год, – и карьеры их продвигались более или менее схоже.

– Полковник Головко, – раздался голос секретаря. – Председатель вынужден ехать и просит вас зайти к нему завтра в десять.

– Но…

– Он уже уезжает, – повторил секретарь,

– Слушаюсь, – ответил Головко и встал. Вместе с Ватутиным они вышли в коридор.

– Председатель занят, – заметил Ватутин.

– А мы не заняты? – бросил Головко, закрывая дверь. – Мне казалось, что он хочет поговорить со мной. Я приехал сюда в четыре часа утра, чтобы подготовить этот проклятый отчет! Ну что ж, пойду позавтракаю. Как дела в «Двойке», Климентий Владимирович?

– Заняты с утра до вечера – мы не расходуем народные деньги на безделье. – Ватутин тоже приехал на Лубянку очень рано, чтобы окончательно оформить отчет, и при воспоминании о завтраке его желудок сжался в болезненном спазме.

– Вы, наверно, тоже проголодались. Пошли вместе?

Ватутин кивнул, и оба полковника направились в столовую. Для старших офицеров – полковников и выше по званию – имелся отдельный зал, где их обслуживали официанты в белом. Зал никогда не пустовал. КГБ работал круглые сутки, а необычные рабочие часы влекут за собой беспорядочное посещение столовой. К тому же здесь хорошо кормили, особенно в зале для старших офицеров. Тут царила тишина. Всякие разговоры – даже о футболе – велись шепотом.

– Разве вы не в составе делегации по переговорам о сокращении вооружений? – спросил Ватутин, отпивая глоток чая.

– В составе – присматриваю за дипломатами. Американцы считают, что я из ГРУ, – ухмыльнулся Головко, изумленно подняв брови – отчасти, чтобы показать, насколько глупы эти американцы, а отчасти – чтобы продемонстрировать своему коллеге, насколько важной является его легенда.

– Вот как? – удивился Ватутин. – Мне казалось, что они лучше информированы – по крайней мере… – Он пожал плечами, показывая, что не имеет права продолжать. И у меня есть секреты, которые я не могу обсуждать с посторонними, Сергей Николаевич, сказал он себе.

– Думаю, председатель занят предстоящим заседанием Политбюро. Ходят слухи…

– Он еще не готов к этому, – перебил его Ватутин со спокойной уверенностью человека, посвященного в дворцовые тайны.

– Вы уверены?

– Совершенно.

– Вы на чьей стороне? – спросил Головко.

– А вы на чьей? – ответил Ватутин. Они обменялись улыбками, и тут же Головко стал серьезным.

– Нармонову нужно представить возможность проявить себя. Соглашение об ограничении вооружений – если дипломаты когда-нибудь доведут его до конца – благоприятно повлияет на его авторитет,

– Вы действительно так считаете? – Ватутин не думал о результатах переговоров.

– Да, конечно. Мне пришлось стать экспертом по оружию, которым владеют обе стороны. Мне известно, что есть у нас, и я знаю, что есть у них. Достаточно у обеих сторон. После того как человек мертв, нет смысла стрелять в него еще несколько раз. Существуют более оптимальные способы траты денег. Нужно изменить создавшееся положение.

– Говорите об этом поосторожней, – предостерег Ватутин. По его мнению, Головко слишком часто ездил за границу. Он повидал Запад, а многие офицеры КГБ, возвращаясь оттуда, начинают вести разговоры о том, что, вот если бы Советский Союз сделал то-то, или то-то, или еще что-нибудь… Ватутин инстинктивно чувствовал справедливость этих высказываний, но по своей природе был куда более осторожным. К тому же он являлся сотрудником «Двойки», в задачи которой входило искать нарушения и опасные проступки, тогда как Головко, относящийся к ПГУ – Первому главному управлению, внешней разведке, искал благоприятные возможности.