Кремлёвские нравы - [23]
Ох, не нужно было мне туда соваться! Старый Иезуит случайных подарков не дарит. Сутки в воздухе до Ванкувера, короткие переговоры — и восвояси. Еще сутки. С ума можно сойти.
Чтобы этого не случилось, мои более искушенные коллеги — руководитель президентского протокола, зам начальника Службы безопасности, начальник штаба одноименной службы, шеф мидовского протокола — основательно подготовились к полету. «Приобщайся! — хором сказали они мне, как только лайнер убрал шасси, и налили по первой. — За отрыв от земли. Иначе скиснешь…»
Никогда раньше не приходилось общаться со столь высоким руководством. Владимир Шевченко, мой однофамилец, был когда-то всемогущим управделами ЦК ВЛКСМ, занимался дипломатической работой. Наконец, из партийного резервиста превратился в главного протокольщика генсека Горбачева. По воспоминаниям Владимира Николаевича, Раиса Максимовна со страстью Одри Хэпберн вошла в роль первой леди, решила, что ровня Тэтчер или — выше поднимай! — самой королеве Елизавете. Стала по всему миру скупать бриллианты с кулак величиной, чтоб досягнуть до венценосной Вандербильдихи. И так преуспела, что будуар её начал походить на Грановитую палату… Охранников замучила мелкими придирками и увольняла за любое непослушание. Шевченко тоже доставалось: перед каждым выходом в свет — истерика. «Что надеть… не так сидит… засмеют… а вон у Рейганихи… мы не в Крыжополь приехали… молчать!» Михаил Сергеевич лишь кисло улыбался — потому относился к жене, как проказливому ребенку.
— Стало быть, второй тост — за нашего дорогого дедушку! — поднял бокал Шевченко, имея в виду Б.Н., спасшего его от «злой Райки» и сохранившего в той же должности. Невиданное дело для Кремля. Владимир Николаевич был единственным крупным чиновником, доставшимся Ельцину в наследство от прежнего управителя…
Но если с Шевченко президент поступил все же по-людски, то с Горбачевым совсем некрасиво получилось. Имею в виду сцену последней встречи. Через несколько дней после своей добровольной отставки Михаил Сергеевич пришел в Кремль — забрать из рабочего кабинета личные вещи. Но ему преградили путь: в самом разгаре была попойка, виски лилось рекой, Ельцин отмечал нежданную победу. Новому хозяину вовсе не хотелось видеть отца перестройки, и он дал команду вынести Горбачеву вещи в коридор. Охрана выкатила тележку с сорочками, ботинками, головными уборами, бумагами, бросила все это на пол перед ошарашенным первым президентом СССР. Забирай, мол, и уматывай. Такое прощание…
Еще летел в самолете Владимир Собкин, начальник штаба Службы безопасности, симпатичный джентльмен, единственный в кремлевской спецслужбе знаток иностранных языков. Рядом — Владимир Абрамов, зам Коржакова по выездным мероприятиям, бывший вояка, здоровый, косолапый, краснолицый, с хохляцким говорком. Добрый Собакевич! Он-то и извлек из портфеля промасленный сверток, любовно развернул его. Сало.
— Под него шибче пойдет, — объяснил Абрамов и снова налил…
«Резервный борт» внутри оказался не таким уж шикарным (кстати, на нем летал ещё Горбачев. Лишь пару лет назад Ельцину собрали Ил-96 — техника отечественная, нутро швейцарское. Говорят, летающий Гранд-отель). Была здесь, конечно, и спальня, и «зала» с обеденным столом. Остальные места для охраны и сопровождающих. Ничего особенного. Две миловидные стюардессы (обе — подруги офицеров СБП) тоже принесли закусить. Впереди был Магадан краткая стоянка и дозаправка. Когда приземлились, полдюжины бутылок оказались пустыми…
Выйдя в аэропорт, мои спутники не долго думая купили ещё несколько пузырей местной зеленой, с «бескозыркой». Увидев это, я с трудом сглотнул. Делать как будто больше нечего, пошли назад.
— За посадку и отлет! — с новой силой зазвучали голоса.
Двигатели, однако, молчали. Через час мы начали беспокоиться. Наконец, в салон ворвался испуганный пилот.
— Аэропорт не выпускает. Не прошла платежка…
— Как не прошла? — возмутился Владимир Шевченко. — Сам проверял, деньги отправлены. Эти козлы понимают, чей самолет, кто летит?
— Сказали — без денег керосин не зальют…
— Щас они получат… — Шеф протокола уже натягивал брюки поверх спортивных штанов. — Кровью отплевываться будут!
— Погодите, Владимир Николаич… — Я попытался его остановить, поднес руку к горлу, сделав характерный жест. — Зажуйте, а то амбре — бензовоз взорвется…
— Дошутишься у меня…
Вернулся назад через час — грустный, обиженный.
— Не дают, гады, топлива. Платежка пропала, копию я не взял. Звоню мэру — ничего не могу сделать, говорит, сами сидим на голодном пайке. Поневоле вспомнишь старые времена. Не по плечу нам эта… демократия…
Помолчали.
— У нас же есть резервные, загашник, — вступил в разговор Абрамов. (Каждая кремлевская делегация, вылетающая в командировку, всегда имеет при себе необходимый денежный НЗ.)
— Так то на самый крайний случай… — отмахнулся было Шевченко.
— По-моему, друзья, он наступил… — подытожил Собкин. — Бери, Володя, мешок с капустой да ступай с миром в кассу. Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Фронтового командира танка. Пуля прострелила бензобак, горючее вытекло. Кое-как подлатали. Ты стоишь на обочине растоптанной в пыль дороги, по которой несутся в атаку твои товарищи, и пытаешься докричаться: «Братки, керосинчику!»
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.