Крайняя изба - [28]

Пойти разве к Таське, что он посоветует?

Таська — механизатор, один-разъединственный парень на всю Сысоевку. Жил он в Сысоевке из-за матери (отца парень только по фотографиям знал), та не желала расставаться с домом, поднятым еще стариками, родителями мужа. Да и работа у Артемьевны была близко, на ферме, ходила туда вместе с Прокшиной Степанидой.

И Таська, и Артемьевна по случаю выходного были дома. Таська разобрал на лавке какую-то деталь от своего мотоцикла. Носится на нем, что черт, но и чинит часто. Знает в этом толк, привычный ко всяким машинам. Школу механизаторов он еще до службы окончил, трактора может водить, комбайны, в армии управлял тягачом с боеголовками.

— Ну, Евсеич! Славную я тебе шабашку подкинул? — весело встретил парень Ефима. — Видел в окно, как вы по рукам били!

— Какой там по рукам, — отмахнулся Ефим. — Он зачем приходил-то, не скажешь? Ни черта я толком не понял.

— А тут и понимать нечего. Сартыкуль с этого года — приписное озеро. За охотниками горторга. Им так и сказали в охотобществе: хотите, мол, иметь приписное озеро, содержите егеря. — Таська раздумался, вздохнул: — Да, отошла, видно, лавочка. Отстрелялся я вольно. Раньше как было: выдалась свободная минутка, хватай быстрее ружье, патронташ — и охотничай. Теперь же подчинили озеро. Мне, правда, предлагали егерем стать, но какой я егерь, если в уборочную, самую охотничью пору, мне и поспать-поесть некогда, хоть из комбайна не вылазь. Здесь посвободнее человек нужен. Я так и сказал напрямую. В жатву, мол, не до озера мне. Да я, мол, и охотник-то… в открытие только, да так когда. У нас, говорю, Еремка самый заядлый! Тот, дескать, подсадную даже имеет.

Ваньку конечно же валял перед приезжим Таська. И охотник он был не меньше заядлый, чем Еремка, и подсадная была не Еремкина, а его. Еремка только присматривал за Катькой, поскольку Таське все недосуг, все техникой занят. Катьку Еремка держит во дворе, холит, кормит ее — страсть как прожорлива эта карлица, помесь домашней утки и дикого селезня, водит на бечевке на воду. Любит старик глядеть на подсадную, слушать, как она дуроматом трещит, завлекая хахалей. Охотиться, однако, с ней не выезжает. Еремка худо видит и боится подстрелить Катьку.

— Еремка для них староват оказался, — продолжал Таська, — им помоложе надо, из местных желательно. Сысоевский егерь, думаю, куда ни шло. Все лучше, чем чужой, со стороны нанятый. Со своим и договориться можно. Правда, Евсеич? — азартно подмигнул Таська. — Ну, я и навелил тебя. Ты, дескать, хоть и вовсе не охотник, но мужик исполнительный, усердный… в порядке станешь озеро содержать.

— Ага, ага… так и сказал, — поддержала Таську мать, маленькая, сильно седеющая и сутулящаяся Артемьевна. — Ефим, мол, в бригаде работает. У него, мол, посвободнее со временем. Он-де сосед наш, в одном порядке живет.

— Стало быть, егерь ты сейчас, — тряхнул опять буйным чубом парень. — Действуй, Евсеич! Рука моя легкая!

— Какой там действуй, какой егерь… Разговоры это только одне.

5

Ефим и впрямь не принял всерьез разговора с Таськой и Савельевым. Вскоре, однако, в начале уж февраля, Прокшиным пришел перевод из города, как и обещано было. Не наврал, выходит, Савельев-то, не шутки шутил. А все вроде бы походя делал.

Чуть позднее, по почте же, Ефим получил конверт с зарплатной ведомостью, где он значился экспедитором районного горторга. Бухгалтерия просила Ефима расписаться в ней и выслать обратно.

Ефим был поставлен перед свершившимся фактом. Его оформили, выдавали деньги. Пришлось приниматься за работу, осваиваться в новой для себя должности. Правда, легкость, с которой он устроился егерем, и то обстоятельство, что зарплату ему выдают, как какому-то экспедитору, вызывали у него поначалу некоторое беспокойство. Что-то не совсем ладно здесь, не по закону вроде?

Но желание присматривать за озером, оберегать Сартыкуль — вон сколько нынче дичи понапрасну губят — взяли над мужиком верх. В конце концов, его ли это печаль — откуда и как выкраивают деньги. Он будет брать свое, честно заработанное. Ведь семья у него все-таки. Дочерям помощь всегда кстати: Алевтине двух пацанов поднимать, Шурка порой на наряды издержится. Наряды-то бабам не дешево обходятся. На одни вон сапожки может цельная месячная получка уплыть. Девки, одним словом, от лишней десятки не откажутся, не подумают даже.

И вот, сразу же после первой своей егерской зарплаты (зимой в колхозе посвободнее с работой — отпросился), выбрался Ефим в город, нашел районное охотобщество. Там о нем знали и ждали его. Председатель общества, строгий, требовательный мужик, вручил Прокшину егерское удостоверение, потолковал немного с Ефимом, подучил кое-чему, насовал в руки разных охотничьих книжек и брошюр, читать наказал и почаще заглядывать.

Долгие зимние вечера Ефим теперь высиживал за привезенными книжками, с егерскими правами и обязанностями, со сроками и правилами охоты знакомился. Незаметно пристрастился к чтению такого рода, увидел в нем интерес и пользу для себя. Он даже в колхозной библиотеке выискивал теперь и выписывал книги об охоте.

А после того как в апреле месяце прислана была вместе с мартовской получкой и премия за выполнение торгом квартального плана, усердие Ефима еще больше возросло, хоть премию эту ему как-то неудобно принимать было (кто-то там старается, план выполняет, может быть, жилы рвет, а он здесь, выходит, пенки снимает). Но и отказываться вроде бы не имело смысла. Дают, значит, знают за что. Значит, спросят потом.