Краткая история США - [40]
В то время, когда Джексон выступил со своим обращением от 10 декабря, он только что был переизбран в президенты, победив Генри Клея. Одной из главных тем кампании была перерегистрация Второго банка Соединенных Штатов, возникшая, когда президент в своем первом ежегодном послании конгрессу попросил внести изменения в работу этого банка. Банком, имевшим штаб-квартиру в Филадельфии и 26 филиалов по всей стране, управлял совет из 25 директоров, 5 из которых назначались правительством, а остальные выбирались акционерами, но фактически всеми делами банка заправлял его президент Николас Биддл, образованный и умный выходец из богатой семьи, занимавшей высокое положение в филадельфийском обществе.
Конгресс не обратил внимания на призыв президента, поскольку его утверждение, будто банк не смог обеспечить стране устойчивые кредитную систему и валюту, не соответствовало действительности. Но причина предубеждения Джексона крылась скорее в его недоверии к банковским спекуляциям и бумажным деньгам, основанном на тяжелом опыте, который он пережил в молодости, едва не угодив в долговую тюрьму. К тому же в последнее время он замечал, что Второй банк использует свое влияние и средства для организации выборов людей, лояльных к банку и готовых поддерживать его интересы. Кроме того, президент, приверженный идее суверенитета народа, полагал, что банк служит интересам богачей за счет обычных граждан.
Кризис наступил, когда Генри Клей предложил конгрессу продлить действие Устава банка за четыре года до его истечения. При этом он преследовал политические цели, считая, что таким образом он сможет победить Старого Гикори на президентских выборах 1832 г. План был прост: если президент подпишет закон, придет конец болтовне об улучшении работы банка, а если наложит на него вето, Клей в ходе президентской компании оспорит действия Джексона и обвинит его в ликвидации необходимого финансового учреждения, которое обеспечивает здоровую кредитную систему и валюту. Клей не сомневался, что избиратели не допустили бы ликвидации Второго банка и поддержали бы его, а не Старого Гикори, а он, став президентом, подпишет закон о перерегистрации банка.
Так, Закон о банке в январе 1832 г. был представлен в конгресс и к июлю прошел обе его палаты, но 10 июля Джексон наложил на него вето, одно из самых значимых президентских вето в американской истории. Тем самым он ввел новые основания, по которым президент мог отклонить законопроект. Прежде все вето основывались на неконституционности законопроекта, Джексон же пошел намного дальше: он привел политические, экономические и социальные обоснования своего решения. Президент утверждал, что существующий устав предоставляет монопольные преимущества банку, который по закону должен действовать как беспристрастный посредник в интересах всех классов. Он также обвинил Второй банк во вмешательстве в выборы, в том, что он, предоставляя определенным кандидатам преимущества, манипулировал демократической системой. Кроме того, некоторые из его инвесторов были иностранцами и обогащались за счет американских налогоплательщиков. Джексон также оспорил решение Верховного суда США о конституционности банка. В деле «Маккалох против штата Мэриленд» председатель Верховного суда США Джон Маршалл согласился с утверждением Александра Гамильтона о том, что конгресс обладал властью для создания банка, поскольку это было «необходимым и надлежащим» для выполнения определенных полномочий законодательной власти. «С этим заключением, – заявил Джексон в своем послании о причинах наложения вето, – я не могу согласиться». Конгресс и президент «должны оба руководствоваться собственным пониманием конституции. Полномочия Верховного суда США не должны распространяться на управление конгрессом или исполнительной властью, когда они действуют в определенных законом границах, но обладать лишь тем влиянием, которого заслуживают их доводы».
Свое послание Джексон закончил взрывоопасным пассажем: «Достойно сожаления, что богатые и власть имущие столь часто используют правительственные законы в своих эгоистических целях». Когда законы служат тому, чтобы «богатые становились богаче, а сильные сильнее, – продолжал он, – то простые граждане – фермеры, ремесленники и рабочие, у которых нет ни времени, ни средств, чтобы приобрести подобные преимущества, – вправе жаловаться на несправедливость своего правительства». Правительство должно одинаково относиться к богатым и бедным, а этот Закон о банке представляет собой «полный и необоснованный» отход от этого принципа.
Таким образом Джексон дал конгрессу понять, что президент является участником законодательного процесса. С тех пор он мог отклонить любой законопроект по любой причине (хотя конституционность такого подхода весьма сомнительна), что вынуждало законодателей согласовывать свои действия с президентом, чтобы понять, возникнут ли у него какие-либо возражения. В противном случае они рисковали тем, что на принятый ими закон будет наложено вето, которое можно отменить лишь двумя третями голосов в обеих палатах конгресса.
В монографии осуществлен анализ роли и значения современной медиасреды в воспроизводстве и трансляции мифов о прошлом. Впервые комплексно исследованы основополагающие практики конструирования социальных мифов в современных масс-медиа и исследованы особенности и механизмы их воздействия на общественное сознание, масштаб их вляиния на коммеморативное пространство. Проведен контент-анализ содержания нарративов медиасреды на предмет функционирования в ней мифов различного смыслового наполнения. Выявлены философские основания конструктивного потенциала мифов о прошлом и оценены возможности их использования в политической сфере.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.