Краткая история сотворения мира. Великие ученые в поисках источника жизни на Земле - [94]

Франческо Реди пил змеиный яд не только для того, чтобы проверить его действие, он пытался продемонстрировать приоритет разума над суеверием. Атеисты, поддерживавшие Джона Нидхема, не говорили о его трудах «это хорошо поставленный эксперимент», – они видели в его бульоне с микробами возможность обойтись без Бога. В том же ключе его работу воспринимали и верующие люди, они видели в ней угрозу основополагающим идеям, на которых строилась их жизнь. Сидней Фокс смотрел на микросферы протеиноидов и видел в них оправдание трудов всей своей жизни, от которых не мог отказаться даже под самым сильным давлением. Практически каждый ученый, пытавшийся анализировать микроокаменелости в древних камнях или в метеоритах, видел что-то свое. Анализ этих микроскопических структур можно сравнить с научным эквивалентом теста Роршаха[67].

Часто бывает, что экспериментаторы изучают одни и те же данные и делают совершенно разные выводы, иногда диаметрально противоположные. Дело в том, что наука и ученые существуют не в вакууме, а в реальном мире постоянно изменяющихся идей и мнений. Со времен Пастера многое изменилось. Изменилось общество. Изменилась религия. Изменились наши представления о мире и взгляд на наше место в нем.

В соответствии с этим мы сегодня иначе интерпретируем научные факты, и явственнее всего это проявляется именно в вопросах, связанных с происхождением жизни. Большинство людей не могут просто отмахнуться от этого вопроса и сказать «я не знаю», как когда-то отвечали на вопрос о происхождении молнии или теперь отвечают на вопрос о природе черных дыр. Мы не знаем точно, как зародилась жизнь, но в голове каждого из нас уже есть некий ответ, основанный на философских или религиозных предпосылках, предположениях или просто фантазиях. У нас есть этот ответ, поскольку мы должны его иметь, ведь тема происхождения жизни непосредственно касается самой сути жизни. И ученые в этом смысле ничем не отличаются от других людей. Они часто отстаивают собственный взгляд, даже если есть очевидные опровержения, даже, как в случае Сиднея Фокса или Чарлтона Бастиана, когда это сопряжено с риском для научной репутации.

И все же наука остается лучшим способом познания мира. Она включает в себя элемент проверки – provando e riprovando в терминах Accademia del Cimento. В конечном итоге ученые часто достигают истины. Или, по крайней мере, приближаются к ней. Сегодня практически любой человек согласится, что мухи появляются из яиц, а не из тухлого мяса. Пастер был прав относительно существования микробов в воздухе, а Бастиан ошибался. Идеи одного человека становятся общепринятыми, идеи другого забываются. Мы видим справедливость тех или иных идей, поскольку научный метод беспристрастен; таким его видели и Пастер, и Докинз. В истории науки было множество людей, признававших истину даже вопреки собственному мнению или представлениям своей эпохи. Дарвин не получал удовольствия от роли «капеллана дьявола» в противостоянии с набожными людьми, которых он уважал, и церкви, в которую он ходил. Он с большой неохотой делился с миром своими научными заключениями, но все же делал это. С тех пор наше понимание природы невероятно углубилось.

В конечном счете наука рассеет наши старые ошибочные идеи и откроет нам новые истины, хоть этот путь не всегда прям и прост, и не всегда ясно с первого взгляда, кто выиграет, а кто проиграет. Вот что биолог Джордж Уолд писал в 1954 г. в журнале Scientific American по поводу великого «триумфа» Пастера в споре о спонтанном зарождении жизни:

«Нелегко бороться с такими глубоко въевшимися и понятными идеями, как идея о спонтанном зарождении жизни. В таком деле нет ничего лучше, чем шумный и упрямый оппонент, как тот, что достался Пастеру в лице Феликса Пуше, чьи выступления перед Французской академией наук заставили Пастера проводить все более и более сложные эксперименты. Когда [Пастер] закончил, от веры в спонтанное зарождение жизни не осталось и следа. Мы рассказываем эту историю начинающим студентам-биологам, поскольку она иллюстрирует победу разума над мистицизмом. Но, на самом деле, все почти наоборот. Логично было верить в спонтанное зарождение. Единственная альтернатива заключалась в том, чтобы верить в первичный акт божественного творения. Третьего не дано».

В истории науки было множество «проигравших», цеплявшихся за свои выводы, несмотря на их неприятие современниками. Все они были упрямы, некоторые разрушили свою профессиональную карьеру, но продолжали идти своей дорогой.

Может показаться, что неспособность этих людей отказаться от своих взглядов под натиском критики или даже опровергающих доказательств является лишь проявлением снобизма. Однако в этом упрямстве, возможно, заложен определенный смысл. Натуралист Александр фон Гумбольдт однажды заметил, что научное открытие переживает три этапа. Первый этап – отрицание. Второй – отрицание важности. Третий – утверждение, что открытие совершил другой человек. Для того чтобы пережить первый этап, нужна большая сила духа. Истинных мыслителей часто считают ненормальными. Если выясняется, что они ошибались, они входят в историю чудаками, если оказывается, что они были правы, история возносит их в ранг мудрецов. Но и бывший чудак в будущем может оказаться мудрецом.