Краткая история: Реформация - [8]

Мартин Лютер

Подробности жизни Мартина Лютера хорошо известны из множества биографических исследований, исторических теологий и самых разнообразных обсуждений, в которых она переосмыслялась в различных хронологических, географических и конфессиональных границах[44]. Мартин Лютер родился в Айслебене в 1483 г. Его отец был владельцем меднорудной разработки. Родители Мартина хотели, чтобы он сделал карьеру в области юриспруденции, что обеспечило бы ему достойное положение и благосостояние. С этой целью в 1501 г. он поступил в Эрфуртский университет и, судя по всему, нацелился осуществить честолюбивый замысел своих родителей. Десятилетия спустя Лютер описывал важное происшествие летом 1505 г., которому суждено было изменить ход его жизни. Как-то раз по дороге к саксонскому Эрфурту Мартина застигла гроза, и, опасаясь за свою жизнь, Лютер обратился к заступничеству святой Анны, поклявшись, что в случае спасения станет монахом. В июле, исполняя данное обещание, он вступил в орден августинцев. Жизнь в монастыре была тяжелой, но Лютер полностью посвятил себя ее требованиям, проводя время в постах, молитвах, изучении сознания и исповеди. Как позднее заметил Лютер: «Если кто-либо и мог заслужить место в раю, ведя монашескую жизнь, то это был я». Но праведное выполнение этих обязательств не принесло Лютеру успокоения и уверенности в себе, которых он так искал. Скорее дело обстояло с точностью до наоборот: Лютер упоминал об этих годах как о периоде глубокого духовного отчаяния, когда он «потерял связь с Христом Спасителем и Утешителем, и это превратило его в тюремщика и палача собственной бедной души».

Физические и душевные страдания, которые исходили от господствовавшего ощущения Лютером собственной слабости и греховности, отрицательно сказались на его душе и теле, но эти месяцы отчаяния помогли молодому августинцу сформировать собственное понимание отношений с Богом. Его духовник Иоганн Штаупиц настоял на том, чтобы Лютер ознакомился с работами Блаженного Августина, к которым, как позднее признавал Лютер, он тогда испытывал мало симпатии[45]. Приглашенный в Виттенбергский университет читать лекции по «Сентенциям» Петра Ломбардского[46], Лютер читал и размышлял о сочинениях Августина «О духе и букве», «О Троице» и «О Граде Божьем», которые он широко цитировал в своих лекциях о Псалмах. Можно определить сдвиг в акцентах и интерпретациях того, о чем говорили Оккам[47] и Биль[48]: хотя человек несовершенен, он, безусловно, способен достичь спасения и возлюбить Господа. К 1513 г. в «лекциях о псалмах» Лютер заимствовал еще больше идей у Августина и из словаря справедливости Божьей (justitia Dei). К 1515 г., основываясь на трудах Блаженного Августина, в лекциях о Послании к римлянам Лютер пришел к весьма отличающемуся от официального смыслу справедливости Божьей (Рим. 1:17)[49]. За месяц до обнародования 95 тезисов в работе «Опровержение схоластической теологии» Лютер еще очень резко отказывал людям в возможности достичь истинной праведности. По его мнению, если праведность возможна без благодати Господней, что она есть в себе самом (facere quod in se est), то утверждать, что человечество не способно исполнять закон без благодати, означает превратить Божественную благодать в невыносимое бремя. Предваряя то, что должно было произойти два месяца спустя, то есть в октябре 1517 г., Лютер пересмотрел отношения между деяниями, верой и благодатью и высказал мнение, что праведные дела не делают человека праведным: он делается таковым только по милости Господа, и именно поэтому такой человек способен творить праведные дела. Лютер – благочестивый, а возможно, излишне добросовестный монах – стоял на грани разрыва с принципами, которые направляли монастырскую жизнь.

Видеть семена Реформации в духовном кризисе одного человека – значит преуменьшить важность интеллектуальной и культурной атмосферы, в которой находился Лютер. Разумеется, он был не одинок в размышлениях о смысле и целях христианской жизни. В течение десятилетий, предшествующих личному осознанию Лютером того, что значит быть праведным, как внутри, так и за пределами институциональной церкви раздавались призывы к реформам, и некоторые из них были реализованы в альтернативных воплощениях религиозной жизни, а также в открытом неприятии богословия и практик поздней средневековой Церкви. Сегодня уже невозможно связывать «успех» Реформации только с «разложением», царившим в средневековой Церкви; но взгляд на Реформацию как на некий «плод средневековой теологии» и поныне можно считать верным ракурсом для оценки интеллектуальных истоков лютеровского кризиса и его очевидного преодоления. Несмотря на насущную необходимость реформ (а может, благодаря ей), вовсе не собиравшаяся умирать Церковь позднего Средневековья была вполне энергичной, мощной и уверенной в себе силой, к тому же глубоко укоренившейся в обществе[50]. Церковные власти всячески старались подавить не только еретиков, но и критиков папства, правда, эти усилия не только были реакционным откликом, но и обнажали наличие внутри самой Церкви повсеместно проявляющегося духа перемен. Более того, они свидетельствовали об определенных институциональных колебаниях. Виклиф, Гус, Эразм Роттердамский и Лютер – все они были выходцами из этой интеллектуальной среды, точно так же, как братства общей жизни, бегинок и свободного духа стали практическим воплощением последствий подобных колебаний. Но если множественность отражала жизнеспособность Церкви, то свобода действий вела к ее уязвимости. Алистер Макграт писал: