Кратеры в огне - [28]

Я был совершенно околдован и с трудом оторвался от охватившего меня экстаза, чтобы заснять озеро. Стоявший рядом Пайя, видимо, тоже был пленен этим зрелищем. Тот, кто знает способность африканцев ничему не удивляться, поймет, что для такого впечатления нужно было почти чудо!

Мой симпатичный, верный Пайя, до знакомства со мной не знавший ничего, кроме своего края на берегах Луалабы, в течение одного года познакомился с огнем земных недр и снегами горных вершин. Для понятия снега на его языке не существует даже слова, и он называл снег то солью, то мукой. Он нам помог сложить снежную избушку на высоте 500 метров под экватором. Он жег себе подошвы вблизи вулканических кратеров; он посетил озера, покрытые сотнями тысяч розовых фламинго, и доисторические стоянки, где человек с начала плейстоцена высекал орудия труда и оружие из черных обсидиановых лав. Он видел поднимавшиеся в воздух и приземлявшиеся самолеты и не слишком удивлялся, он даже мне сказал: «Белые для того их и сделали».

В течение трех лет совместной жизни я только один раз видел его ошеломленным, когда мы с ним впервые попали в Найроби – прелестную столицу Кении. Это было в час возобновления деловой жизни города после завтрака; улицы были переполнены машинами, чего вы никогда не увидите в более мелких провинциальных городах Кении. Вот эти-то нескончаемые вереницы автомобилей и поразили Пайю! Он подпрыгивал на месте, вертелся во все стороны и, не переставая, повторял: «О, бвана! Мусулула йя мотокара, мусулула йя мотокара!» (вереница автомобилей...).

Явно менее пораженный видом маленького лавового озера, чем непрерывными рядами автомобилей в Найроби, он все же с интересом и, мне кажется, с ужасом смотрел на него.

Тем временем я снимал, глубоко сожалея, что у меня была только черно-белая пленка, как вдруг увидел, что «слоновая кожа» вздулась целиком, осталась некоторое время в таком вспученном состоянии, возвышаясь на несколько десятков сантиметров над краями «кастрюли», а затем внезапно хлынула, разлившись двумя потоками, понесшимися со скоростью 20 километров в час,– один справа, а другой слева от меня.

Это было так красиво, что в первые секунды мне даже не было страшно; казалось, ничем не рискуя, можно было оставаться на месте.

Сначала потоки были шириной только в несколько футов; растекаясь, они достигли ширины один 6, а другой – 30 метров. Более узкий поток отрезал меня от Пайи, второй стал протягиваться на запад.– Спасайся, бвана, спасайся! – надрывался Пайя.

Но явление нужно было заснять, пользуясь тем, что в кинокамере еще оставалась пленка. Я стоял на 2—3 фута выше уровня поверхности новых потоков, грозивших, однако, сомкнуться за моей спиной, как клещи. Но для этого, как мне казалось, нужен был гораздо более сильный поток лавы. Если же это произойдет, я успею взобраться на старую стену агломерата, возвышавшуюся в тридцати шагах позади. На этом надежном убежище можно будет переждать, пока на новых потоках не образуется корка, достаточно прочная, чтобы выдержать мой вес. Запас пленки кончался, скорее еще два кадра... затем «налево кругом», и я пустился бегом к стене. Обеспокоенный Пайя бежал по другую сторону потока параллельно со мной... Лава миновала стену и разлилась за ней, но скорость ее движения стала меньше скорости идущего ровным шагом человека, и, чем шире разливалась лава, тем она двигалась медленнее. К счастью!

Взобравшись на свой насест, я успокоился: к северу вторая такая же стена агломерата, также очень древнего возраста, обеспечит мне отступление. Лава, казавшаяся жидкой, как вода, когда озеро вышло из берегов, теперь превратилась в очень густую массу и двигалась со скоростью не больше 10 километров в час. У меня, не было времени измерить температуру лавы в первый момент; тогда ее почти желтый цвет свидетельствовал о температуре, близкой к 1100°, теперь же она текла светлого вишнево-красного цвета с температурой, наверное, 1030°. При соприкосновении с воздухом быстро образовалась пленка, сначала лишь затуманившая, а затем совсем скрывшая светящуюся красноту расплавленного теста. На расстоянии 30 метров эластичный поверхностный слой уже превратился в совершенно непрозрачную жесткую кору, под которой продолжала течь теплая лава, просачиваясь сквозь трещины и охватывая фронтальные и боковые края потока ярко-красными вздутиями; они медленно разливались и затем в свою очередь покрывались жесткой коркой. Этот процесс позволял новым потокам лавы расходиться все дальше и шире в стороны.

Я обошел с севера фронт восточного потока и присоединился к Пайе. Во мне поднялась теплая волна благодарности при виде беспокойства за мою судьбу, написанном на его добром лице, таком черном под козырьком белой кепки, которой он очень гордился. С каждым новым приключением этот слуга (первоначально) все больше и больше становился другом.

***

Со следующего утра конусы стали успокаиваться. Длинное, как из паяльной трубки, пламя уступило место выделявшимся из отверстий неторопливым голубоватым фумаролам. Излияние лавы совершенно прекратилось, но только на время. Несколькими часами позже деятельность возобновилась.