Кратер Эршота - [35]

Геолог нахмурился и сильно потёр руками лоб. Все ждали слов ободрения. Но Усков молчал.

Уже далеко за полдень заколыхался наконец застоявшийся воздух. Подхваченный лёгким ветерком, туман поплыл в сторону. Сразу будто кто-то отдёрнул белый занавес, блеснуло чистое голубое небо, и па его ясном фоне чётко вырисовался верхний обрез крутой стены, откуда они упали. Ещё минута, и над таинственной бездной, окружавшей уступ, поплыли кучные молочно-белые облака, и тут же перед взором притихших людей зачернел второй, противоположный берег провала. Он был угрюм и высок. На каменных отвесах там и здесь пиками торчали останцы, похожие на шпили древних замков. Под скалами лежала густая, тёмная тень.

Усков поворачивался во все стороны, напряжённо рассматривая открывшуюся панораму, и все больше и больше убеждался в том, что они находятся в кольце высоких и отвесных стен. Только теперь решился он сказать товарищам правду:

— Мы находимся в древнем кратере потухшего вулкана Эршот…

Глава тринадцатая

Каменная западня. — У пленников Эршота один путь — на дно кратера!

Когда засияло солнце, туман над вершиной исчез бесследно. Только ниже уступа, над центром кратера, все ещё лежала непроницаемая белая пелена и ревниво скрывала его тайну. Но верхняя часть провала была теперь видна как на ладони.

Кратер имел форму широкой восьмёрки. В длину он тянулся на шесть — семь километров, в ширину — на три — четыре километра. В середине кратер заметно сужался. Собственно, похоже было, что это два рядом лежащих кратера, перемычка между которыми оказалась полуразрушенной временем.

Разведчики были удивлены и подавлены. Куда ни достигал их взгляд, всюду они видели отвесные стены, угрюмые, недоступные скалы, подымавшиеся местами вверх на двести — двести пятьдесят метров. Особенно высокими и массивными были стены северной стороны кратера, противоположной той, где находились разведчики. От верхнего обреза стены донизу, верней — до белого тумана, все ещё державшегося далеко внизу, было не меньше трехсот метров. Ясно была видна — сверху и почти донизу — гигантская стена из темно-серого гранита. Сотни тысяч лет, прошедших с тех пор, когда земная оболочка содрогалась здесь от подземных толчков, не изменили этот вздыбленный мир дикого камня. Все так же остро торчали в небо зубцы гранита, все так же поблёскивали на солнце изломы пластов. То был хаос первых дней мироздания…

Южная сторона восточного кратера, примерно в центре которой находились люди, постепенным полукольцом охватывала пространство и соединялась на востоке и западе с высокой северной стеной. На этой стороне стены кратера были значительно ниже. Высота стены от верха до уступа, где сейчас стояли разведчики, равнялась тридцати — сорока метрам. Если мы вспомним, что во время бури перед падением в пропасть люди долгое время катились по наклонной плоскости вниз, то станет понятной разница в высотах между северной и южной стеной с южной стороны вершина Эршота не сразу обрывалась, а постепенно спадала все ниже и ниже и только в каком-то определённом месте уже заканчивалась обрывом. Но и высота в сорок метров для разведчиков в их положении, конечно, была так же непреодолима, как и тысяча и две тысячи метров. Ясно, что выбраться наверх не представлялось возможным.

Посуровели лица. Смолкли разговоры. Усков глядел на освещённые солнцем крутые стены кратера, в кото-рый они попали столь трагическим путём, и не видел сейчас никакой возможности для спасения. Любимов внешне был спокоен. Он сидел на мешке и курил свою трубочку, словно отдыхал перед решительным наступлением. Орочко, утомлённый «процедурой», спал. Лука Лукич явно приуныл. Усы у него обвисли, он часто-часто моргал и неотступно осматривал края пропасти, все ещё надеясь разыскать в этих мрачных высотах удобный проход. Петя и Борис с надеждой выжидающе посматривали на Ускова.

Над ними светило яркое солнце, блестел под ногами снег, но на сердце людей было тяжело. Тревога за свою жизнь и за судьбу порученного им дела, которое они почти выполнили, все росла и росла…

Сколько же они могут протянуть на своём узком карнизе, имея за спиной отвесную стену, уходящую ввысь, а перед собой — бездну, обрывающуюся на глубину в сто метров, а может быть, и больше? Неделю, другую? А потом? Надеяться на помощь извне? Конечно, их будут искать, в этом не могло быть сомнения. Пошлют самолёты, людей, собак, обшарят долины, горы и реки. Но разве можно увидеть маленькую горсточку людей, упавших в глубокую пропасть? Вряд ли даже самый смелый, отчаянный лётчик рискнёт летать среди зимы над этими острыми скалами. Наконец, что он увидит с высоты под нависшей каменной стеной? Ведь у них нет сейчас даже полена дров, чтобы разжечь костёр и дать о себе знать дымом. А главное — у них нет рации, они не могут снестись с базой.

У всех было мрачно на душе. Но никто не выдал своего отчаяния ни единым звуком. Хватай-Муха больше всего тревожился за самого младшего, за Петю, или, как он называл его, за «хлопца».

— А ни тоби не страшно, Петро? — спросил он. На что «хлопец» ответил хотя и косвенно, но с достоинством: