Кратер Циолковский - [3]

Дроздов засмеялся — весело, открыто.

— Беда с вашим братом! Все норовят в космонавты! Вы же знаете, конечно, что каждый день Комитет получает не меньше тысячи писем добровольцев. Но дело в том, — лицо его стало серьезным, — что состав экспедиции в основном утвержден. А когда-нибудь на «Циолковском» полетит и журналист. Конечно, такой, который будет отвечать всем нашим требованиям. Что ж, желаю вам успеха, молодой человек!

Экран давно погас, а Володя все сидел на месте. На душе было скверно. «Так тебе и надо, — думал он. — Опозорился, показал себя последним мальчишкой. На Луну захотелось... Как же, торопись!»

И сразу почему-то возникла неприязнь к Дроздову. Еще посмеивается, словно перед ним пионер, решивший «зайцем» пробраться в ракету. И почему это ученые не ценят журналистов? Взять хоть ту статью Дроздова — живого места от нее не осталось, так была выправлена. Вернее, переписана заново. А у него никакой благодарности, будто так и надо. Или будущая экспедиция. Ведь ни один из ее участников ничего толком рассказать потом не сможет, додумывай за них... А сейчас нос задирают. «Недолюбливает вашего брата...» А наш брат тоже не лыком шит! Ничего, придет и для газетчиков время!

Потом Володя связался с известным селенологом Бондаренко, удивительно неразговорчивым и скучным — как ему показалось человеком. Нелегкая беседа тянулась почти час и стоила Володе прямо-таки физических усилий. После такого разговора трудно, конечно, было развеселиться.

Может быть, из-за плохого настроения первый репортаж о лунной экспедиции получился сухим, путанным. Тепляков прочитал Володин труд и долго ругался.

— Такая сухомятина даже лет тридцать назад пошла бы в корзину! А еще инженер! — выкрикивал он, бегая по кабинету.

Потом Тепляков долго правил рукопись, придумал броский заголовок, сделал интересную вставку, и репортаж пошел в номер. Володя просил, чтобы сняли его подпись, но Тепляков был неумолим,

— Будет тебе напоминанием, — сказал он. — Ты что же, только о розах думаешь? Не волнуйся, брат, и шипы достанутся!

— Да я и не обижаюсь.

— То-то. Не горюй, второй раз лучше об этом напишешь.

Но второй раз об экспедиции Никитин так и не написал. Встреча с Андреем Соколовым не вдохновила его на очерк или хотя бы на корреспонденцию. А потом выяснилось, что очеркист Саша Локтев давно собирает материалы о космонавтах и его очень интересует экспедиция Соколова. Никитин без сожаления отдал свой блокнот Саше, потому что был убежден, что тот сможет написать лучше. А сам стал собираться в отпуск... 

Человек, родившийся вовремя

Воспоминания детства обычно начинаются с пустяков. Хлопья снега за окном, забавная игрушка, ссора с приятелем — трудно сказать, почему эти мелочи на всю жизнь врезаются в память. Но у Андрея Соколова первое впечатление было большим и значительным. Он даже шутил, что оно оказало влияние на всю его биографию, предопределило выбор профессии.

Когда он начинал думать о своем детстве, перед глазами неизменно всплывала одна и та же короткая картина. Он стоит рядом с отцом на мосту. Внизу смутно белеет заснеженная река, а небо над головой усеяно искрами звезд. «Смотри, Андрейка, — говорит отец, — видишь, летит звездочка. Вот он, наш спутник!» Андрей таращит глаза, но ничего не может разглядеть. Тогда отец сильными руками поднимает его высоко вверх, И вдруг Андрей замечает яркую огненную точку, которая медленно плывет среди неподвижных звезд. «Вижу, вижу!» — радостно кричит он.

Эта короткая сценка для Андрея была дорога вдвойне прежде всего потому, что напоминала об отце. Время стерло из памяти почти все, что было связано с ним. Андрей знал об отце многое и в то же время не знал почти ничего. Только по рассказам старших мог он представить, как кудрявый и плечистый человек в кожаной куртке летчика часами бродил со своим малышом по городу, читал ему смешные сказки и с увлечением играл с ним в мяч. Воображение услужливо рисовало все это, но картины выглядели бледными, нереальными. Настоящих воспоминаний оставалось мало, и все они были до обидного короткими. Но память винить не стоило. Летчик-испытатель Федор Степанович Соколов погиб, когда его сыну шел шестой год.

Потом Андрей подрос, и ему рассказали, как все Произошло. Отец испытывал тяжелый реактивный самолет. Когда машина загорелась, он приказал экипажу выпрыгнуть с парашютами, а сам повел горящий самолет на посадку. Он не захотел прыгать, потому что внизу был город, и неуправляемая пылающая громадина могла врезаться в дома. Задыхаясь от дыма, чувствуя, что на нем загорается одежда, отец не покидал своего места до тех пор, пока не оказался за городской чертой. Тогда он тоже прыгнул, но было уже поздно. Самолет взорвался в воздухе, и горящие обломки накрыли парашютиста...

Свою мать Андрей не знал совсем — она умерла, когда ему не было и года. Осиротевший мальчик сначала жил у дальних родственников, потом его отдали в детский дом. На долгие годы воспитатели заменили ему родителей, а друзья по интернату — братьев и сестер.

Трудно сказать, когда появилась у него мечта — стать космонавтом. Сначала он решил сделаться по примеру отца летчиком -испытателем. Но был совершен триумфальный полет Гагарина, потом Титова. И смуглый (большеглазый мальчишка дал себе слово: он обязательно будет водить космические корабли. Андрей напрямик пошел к цели. Он все время представлял, что отец смотрит на него пристальным и чуть насмешливым взглядом, и старался поступать так, чтобы в этом взгляде зажглась настоящая гордость.