Красобор - [79]

— Директор нашей десятилетки Петра Михайловича в День Победы в школу приглашал, — вспомнила Лена. — Он нам рассказывал, как фашисты партизан боялись.

— А где эта могила?

— Вон там, у дороги.

И вот ребята — под огромными дубами, которые, словно часовые, стерегут могилу партизана.

Невысокая деревянная ограда. Желтый песок. Цветы.

На сером камне обелиска прочел Федос вслух:

— «Здесь похоронен двадцатилетний пулеметчик партизанского отряда Михась Шапеня. Погиб в бою 10 июня 1943 года. Герои вечно будут жить в памяти народной».

Лена поставила на землю свое лукошко и побежала в поле. Нарвала и принесла васильков, ромашек. Положила их на могилу.

— Вот эту ограду, — сказала тихо, — ребята из нашей школы сделали. Из девятого класса.

— А березы Петр Михайлович посадил. Сразу после войны. Мне дед рассказывал.

— Мой отец тоже партизаном был, — сказал Федос. — В бригаде Дунаева. На Полесье.

— А моя мама в отряде Лесника работала связной. Хотя была она тогда девочкой.

И подумал Федос, что вот живет он с дядей Петрусем сколько времени под одной крышей, а не знает, что был дядя знаменитым партизанским командиром и что могилы его боевых товарищей разбросаны по полям и лесным опушкам.

«В чистом поле, под ракитой…»

В комнате темно. Светлыми пятнами выделяются окна. Сдержанно, глуховато звучит голос дяди Петруся.

— …Попал к нам Михась Шапеня не совсем обычным путем. С отрядом шел я на боевое задание. Остановились в маленькой хатке у самого леса. Решили дождаться ночи и двигаться дальше в темноте, чтобы не заметили нас фашисты. Я и мой начальник штаба развернули трофейную немецкую карту.

В это время и привел часовой коренастого крестьянского парня лет девятнадцати, в грубой домотканой рубахе.

— Кто такой? — спросил я его.

— Здешний я. Шапеня. Хата наша вон за теми дубами.

— Отец где?

— В Красной Армии.

— За что задержали? — спрашиваю часового.

— В отряд просится, товарищ командир. Говорит, что стрелять умеет.

— А из чего стрелять-то? — спрашиваю парня. — У нас оружия и так не хватает.

Парень растерялся сначала. Потом тряхнул головой, серыми глазами сверкнул:

— Оружие достану, товарищ командир.

— Вот когда достанешь, тогда и приходи. Поговорим.

— А где же я вас найду?

— Там, где вражья кровь водою льется, где фашист плачет, а не смеется…

— Ха! Здорово вы ему! — сказал Федос. И еще ближе придвинулся к дяде Петрусю.

— Иначе нельзя было. Не могли же мы каждому встречному свои планы выдавать. О них и в отряде-то не все знали. Да ты слушай. В следующее воскресенье утром в районный центр, где находился фашистский гарнизон, потянулись люди. Одни по вызову оккупационных властей, другие — обменять кое-что на соль. Районный центр окружен был полицейскими постами, дзотами, пулеметными точками. Усиленная охрана стояла у всех въездов в местечко.

У одного из дзотов дежурили два полицая в черных шинелях с серыми воротниками и нарукавниками. На головах пилотки черные. За такую форму да за дела черные прозвал их народ «Черными воронами».

На плече одного — винтовка. У ног другого — ручной пулемет. Каждого остановят, кое-кого обыщут.

Около полудня на дороге парень появился.

— Стой! — скомандовал полицай с винтовкой. — Куда лыжи навострил?

— Не видите, что ли? В партизаны.

Шутка понравилась. Засмеялись полицаи. Тот, который у пулемета стоял, привычно бросил:

— Документы давай.

Парень к полицаям вплотную приблизился, руку в карман засунул. Словно бумажку там ищет.

Полицаи ждут.

Но вместо документа выхватил парень из кармана молоток. Большой, как у печников бывает.

И вот уже один полицай рухнул на землю. Второй побледнел, отшатнулся, с плеча винтовку сорвал. Да выстрелить не успел. Парень бросился к нему, свалил и его.

Все это произошло в считанные секунды. Парень схватил пулемет и винтовку и помчался к кладбищу, которое виднелось на ближнем холме. Даже обыскать убитых, снять с них патроны времени не оставалось: рядом — караульное помещение. Там остальные полицаи.

Спрятавшись за ближайшим домом, чтобы перевести дыхание, смельчак оглянулся и увидел, что по дороге едут на подводах фашисты, пушку небольшую за собою тащат. Еще минута-другая — и подкатят они к дзоту, увидят убитых полицаев, поднимут тревогу. И ясное дело, оцепят округу.

Решение созрело мгновенно. Едва подводы с фашистами поравнялись с тем местом, где стоял парень, застучал пулемет. В упор. Передние солдаты падали, сраженные пулями. Остальные соскочили с подвод, залегли, открыли ответный огонь. Стреляли во все стороны, не разобравшись, откуда били по ним.

Услышав стрельбу, высыпали из караульного помещения полицаи. Они увидели убитых часовых и с криком «Партизаны! Партизаны!» залезли в дзот и оттуда открыли шквальный огонь в ту сторону, откуда шла пальба, то есть по фашистам.

Фашисты в свою очередь развернули пушку и давай палить по дзоту.

К посту подошло подкрепление. В бой вступили минометы.

Только спустя полчаса обе стороны опомнились.

— А парень этот погиб, да? — спросил Федос.

— Нет. Пока фашисты со своими прихвостнями сражались, он до кладбища добрался. Оттуда ползком — до самого леса. До ночи бродил, а ночью на него мои разведчики наткнулись. Так мы с ним второй раз встретились. И уж теперь долго не расставались.