Красный террор глазами очевидцев - [159]

22 мая.

Утром перед уходом мне пришлось быть в канцелярии, где я была свидетельницей следующего разговора по телефону: «Вы что же, хотите устроить опять мартовскую панику?. Поверьте, что эти трусы врут… У нас этих сведений не имеется». Я вышла. Всю дорогу опять пешком домой. Канонада беспрерывно и близко где-то. Что же это такое? А если трусы не врут! В городе всё спокойно, никакого волнения не замечается. Придя домой, рассказала обо всем Наташе. Она решила сходить в город на разведку, а я легла спать. Люша читал у стола. Долго ли я спала — не знаю. Проснулась я от возгласа Люши: «Муся, horst deutsches Kommando?»[182] Я открыла глаза. Что это было во сне? Люша лежал на окне и продолжал кричать: «Муся, Муся, смотри». Один момент, и я была около него. Перегнувшись в окно, мы увидели, — Боже, глазам не верится! — отряд в немецких Feldgraue[183], в касках, с ружьями шел по нашей улице.

Поминутно раздавались выстрелы. По улице бежали люди в противоположную сторону, некоторые останавливались и поднимали руки, очевидно сдавшиеся большевики. Через пять минуть всё, что было в доме — стар, млад, интеллигент, простолюдин, богатый, бедный — выбежало на улицу встречать своих спасителей. Они еще нам кричали не выходить, подождать, запереть двери и окна, так как еще идет стрельба, но никто не обращал внимания на эти предостережения. «Спасены», — вырвался, как один, крик из сотен грудей. Плакали и смеялись от радости, увидев трех из ландсвера. Я подбежала узнать, где мой муж и beau-frere. «Идут, все идут», — весело подтвердили они. Поручив Люшу хозяйке, я с прибежавшей сияющей Наташей, конечно, предварительно обнявшись и расцеловавшись, отправилась в город. Еще везде стреляли, и поминутно приходилось укрываться в подъездах и за выступами. По Суворовской и Александровскому пр. люди, лошади, обозы, — всё это смешалось в одну беспорядочную обезумевшую массу, старавшуюся уйти. Немецкие части их преследовали.

На улице показался автомобиль с военным начальством и быстро промчался; за ним следовали другие с солдатами. «Мантейфель, Мантейфель[184]», — раздалось со всех сторон. Он торопится в тюрьму на спасение заключенных. В одну тюрьму ему удалось еще вовремя поспеть и всех спасти, но в другой большевики многих успели уже в последний момент перед уходом расстрелять. Роковая пуля одной из «Flintenweiber» сразила и самого храброго Мантейфеля, который действительно проявил энергию и смелость, рисковал жизнью, влетая со своим автомобилем в занятые еще большевиками части города для спасения несчастных заключенных.

Вся Рига была на улице, встречая своих спасителей. Когда же по улицам потянулись обозы, повозки, походные кухни, общий вздох облегчения вырвался из тысяч грудей. Благодарностям и восторгу не было границ. Здесь можно было увидеть трогательные картины встреч матерей со своими сыновьями, мужей с женами. Мы тоже искали своих, но напрасно. Избегав улицы, мы наконец решили идти домой. На площади ярко горели памятники большевиков. Усталые и счастливые, вернулись мы домой. Наташа отстала купить у солдатика папирос, а я поднялась к нам в комнату и принялась с Люшей приготавливать чай. Он уже несколько раз бросался мне на шею. Вскоре прибежал Саша; мы весело болтали, когда вдруг по лестнице раздались быстрые шаги, дверь открылась, послышался Наташин голос: «Смотри, кто». Момент, и я лежала в объятиях мужа. Радость и счастье трудно передать. За ним стоял Б. — «А Дэзи?» Рассказав ему в коротких словах всё, мы сели в стоявший внизу автомобиль и поехали в больницу. Кроме небольшого числа персонала, все бежали. Больных, кроме тех, что были сильно ранены, не оказалось ни одного налицо. Вся больница как бы вымерла. Я вошла первой к Д., она повернула ко мне свое безучастное бледное личико, когда же за мной показалась фигура Б., она вдруг поднялась как от электрического тока, напряженно в него всматриваясь. Затем, протянув к нему руки, она радостно, почти шепотом произнесла имя Б. Он был уже на коленях у ее кровати и теперь уже крепко держал свою Д. Решено было ее завтра перевезти в город. Радость Саши и всех нас не поддается описанию. Вошедший врач сердечно поздравил нас с чудесным спасением и преподнес на память приказ о нашем аресте на 20 мая. Еще всё не верится счастью!

Кармина В Митаве в 1919 г [185]

В Митаву[186] большевики пришли в начале января 1919 г. До их прихода Митава была занята германскими войсками, которые при своем уходе взорвали свой склад. Причем ошиблись в расчете, и взрывы получились такие ужасные, что больше половины стекол в городе были выбиты, а часть города около вокзала была совсем разрушена. Этот взрыв вызвал негодование митавских жителей, причем находились лица, которые посылали немцам за это вслед проклятия!

Дня два в городе было безначалие; ходило по городу множество вооруженных лиц с пулеметными лентами через плечо, но какую роль они играли в городе — никто не знал…

Немцы ушли по требованию Антанты, которая желала видеть Латвию самостоятельным государством. Но с последними уходящими немцами бежало и латвийское правительство (с Ульманисом во главе). Антанта не взяла это правительство на свои корабли, стоявшие на рижском рейде и якобы охранявшие Прибалтику от большевиков. Немецкие войска уходили из Риги к югу, в Митаву, а английские и французские корабли в тот же момент уплыли в море…