Красный сокол - [83]

Радисты от имени Шерхорна, произведенного к этому времени немецким командованием в полковника, сообщили в штаб Рейнхарда, что «кольцо» прорвано и группировка благополучно продвигается к Неману.

Для подтверждения реальности продвижения соединения Шерхорна к линии фронта ставка Верховного командования поручила чекистам Рокоссовского подстроить захват штабной машины с «секретными» документами относительно действий советских войск по блокированию соединения Шерхорна и дальнейшему наступлению Красной Армии по направлению к Варшаве. Выбор пал на штабную машину Четвертой воздушной армии. По указке свыше решили подставить белую «Эмку» полковника Федорова. Уж больно мозолила она глаза начальству, отвлекала, по мнению некоторых, командира дивизии от непосредственных задач руководства хозяйством.

По этому поводу в разведуправлении фронта, куда прибыли представители внешней разведки из Москвы, состоялся крупный разговор. Начальник управления, побуждаемый представителями Лубянки, согласился «обротать» Ивана Евграфовича в агенты внешней разведки — поручить Федорову доставку пакета «секретной документации» в штаб фронта, не раскрывая ему всей подноготной запланированной операции.

— Достаточно секретную папку вручить ему в штабе армии и сказать: срочно доставь ее в штаб полка ночных бомбардировщиков, — уверенно развивал план вербовки майор Копировский. — Остальное — дело техники. Главное — втянуть его в эту историю. В Германии его знают, поверят.

— Вряд ли он добровольно согласится на этот шаг, — скромно вставил Пащенко, обеспокоенный силовыми методами вербовки.

— Не согласится, так надо его загнать в тупик, подвести под статус-кво свершившегося факта. Человек, пользующийся симпатией Геринга, быстро сделает карьеру. Он же неспроста цеплял ему «Железный крест» на шею. Остальное приложится, — продолжал нести ахинею майор, не задумываясь о последствиях принудительной акции.

— Не выйдет из него шпиона, даже если он, попав в нашу ловушку, благополучно окажется в руках абвера, — энергично подытожил начальник армейского «СМЕРШа» идею лубянского карьериста. Я его знаю. Он рожден летать и совершенно лишен таланта подглядывать в замочную скважину. Не любит он штаны протирать на стуле за письменным столом, а тем более шаркать штиблетами по паркету.

— Ну, ладно. Не будем заглядывать наперед. Поручим ему отвезти пакет, а там видно будет, — заключил глава контрразведки фронта генерал Платов. — На случай провала «принудиловки» готовьте своего человека. И поставьте, пожалуйста, в известность генерала Вершинина насчет… временного использования Федорова в роли связного офицера, да так, чтобы комар носа не подточил, а Федоров не догадался.

Тут же, по телефону, связались с командующим армии. Вершинин высказался против использования боевого командира в шпионских играх. «На это дело у вас должны быть свои кадры, — отрезал он на просьбу главного чекиста фронта. — Впрочем, если он согласится, — на полтона ниже смягчил свою грубоватость командующий (все-таки резкость с чекистами — себе дороже), — то… в пределах его служебных обязанностей — пожалуйста».

Под вечер начальник штаба воздушной армии вручил Федорову засургученный пакет: «Вы опекаете полк ночных бомбардировщиков в секретной операции. Это срочно. Там и вас касается, — ткнул он пальцами в пакет. — Будьте осторожны при ночной посадке».

Не знал начальник штаба, что полковник Федоров прибыл к нему по вызову не на связном самолете, как положено по рангу командиру дивизии, а на своей персональной автомашине, так как штабы армии и дивизии располагались в секторе хорошо сохранившейся дороги.

Выйдя из прокуренного помещения, Федоров уселся в свою верную, еще демидовскую «Эмочку», неотступно следовавшую за ним почти от самой Москвы, и поерзал на кресле, покрутил рукояткой передач.

— Ну как, Дима? — обратился он к ординарцу, восседающему на заднем сиденье с автоматом на коленях. — Домой или к ночным дракончикам покатим?

Так уважительно он называл легкие бомбардировщики, драконившие по ночам передовые позиции противника.

— Вам виднее, Иван Евграфович, — почтительно отозвался Дима Лощинин, прикипевший душой и телом к своему кумиру еще в громовской армии, да так и остался кочующим курьером при командире и телохранителем «Эмочки».

«Да, не легкая это работа — рыскать по ночам вроде крота», — подумал летчик, проворачивая ключ зажигания и в то же время прикидывая: каким путем ему удобнее добираться до аэродрома «дракончиков». До них, как и домой, не более сотни километров. Только влево, а не вправо. Добро бы по асфальту или хотя бы по гравийке; а то ведь придется крутить баранкой и по грунтовке, да через лес, по черт знает каким колдобинам.

Подсчитав так и сяк и удостоверившись, что ехать в дивизию и пересаживаться в самолет — только время терять, Иван Евграфович не стал голову ломать, как выйти из затруднения: просить связной самолет у начальника штаба, значит нарываться на неприятности. Ехать в дивизию — тоже не резон: время не терпит проволочек. Задание срочное.

— Едем на Слоним, — ничтоже сумняшеся буркнул полковник, отбросив крамольную мысль о том, почему ему поручили это дипкурьерское дело, если по уставу на это имеется специальная команда связных, помеченных грифом «совершенно секретно».