Красный сокол - [66]

Вот такие у меня пироги. А как у тебя дела? Директор, наверное, рвет и мечет? Пиши подробно обо всем. Привет знакомым. Целую, обнимаю бессчетно раз, твой Ваня-дураня».

Уполномоченные по особо важным делам из наркомата внутренних дел Пащенко и Копировский, не добившись от Громова выдачи беглого летчика, попросили от «СМЕРШа» обоснованного отказа «для отчета», мол, им пообещали представить такое обоснование, как только получат сверху ответ на сделанные запросы. Чекисты уехали в Москву не солоно хлебавши.

И вот они получили секретный пакет с корреспонденцией из Третьей воздушной армии, официальный документ, извещающий о том, что дело Федорова о побеге на фронт передано на рассмотрение военного трибунала Калининского фронта. Из пакета извлекли и письмо беглеца, сложенное в толстый треугольничек с маленькой писулькой, приклеенной уголком к обратной стороне конверта, с просьбой отправить письмо по назначению.

Капитан Копировский жадно схватил письмо, удовлетворенно развернул бумагу и стал читать. Пробежав глазами с пятого на десятое листы, исписанные мелким почерком, недовольно хмыкнул:

— Ничего существенного. Красноречием не блещет, а еще майор. И сразу — в заместители командарма. Бардак на фронте: порядок надо наводить. Как только Громов отважился на такую хохму? — с презрением двинул письмо недовольный следователь под руку товарища.

— На то он и Громовержец, — раздумчиво обронил Пащенко, складывая листы. — Что позволительно Юпитеру, то недоступно Ганимеду. Слышал такое? Видимо, красноречию в летной школе его не учили. Майору простительно. У нас и генералы не то, что в письмах, даже в служебных документах такие ляпсусы допускают, хоть стой — хоть падай. А вот пишет он об очень существенном. Придется дело закрыть. Пусть воюет на здоровье.

— С таким подходом к громким делам нам в генералы не выбиться, — не скрывая раздражения, захлопал ящиками столаретивый опер.

— По мне: лучше остаться без генеральских лампасов, чем без ушей, — заметил старшой. — Помнишь, как при Ежове твой предшественник допрашивал комбрига Криворучко?

— Казака, что ли? Его же расстреляли.

— Да, расстреляли. После того, как он оторвал уши своему следователю. Схватил за уши, приподнял и тряхнул так, что от ушей только раковины остались.

— Слыхал. Здоровый был гад. Недаром их Каганович жучил на Кубани при коллективизации.

— Недаром. Казаки сродни летчикам и морякам. Не терпят издевательства и оскорблений. Гордость не позволяет им опускаться до холуйского пресмыкательства. Федоров — тот же лев. Лучше его не дразнить.

Глава 8 Ни шагу назад

В конце июля в армию поступил приказ Верховного главнокомандующего № 227 с предписанием: обсудить во всех частях и подразделениях, принять соответствующие меры. Громов наложил резолюцию: «Зачитать». О мерах решил повременить. Позвонил в штаб фронта, предложил осужденных трибуналом летчиков не отправлять в пехоту, на передний край, а сколотить из них штрафной отряд.

Идея использовать провинившихся авиаторов по специальности начальнику штаба понравилась, но: «Формируйте отряд под свою ответственность так, чтобы не перелетели они на сторону противника». В штабе Верховного командования проблему о проштрафившихся летунах отдали на откуп главному управлению ВВС, которое и разрешило командованию Третьей воздушной армии «в порядке эксперимента» создать истребительный отряд прикрытия военных объектов фронта. Указание поступило по телефону под грифом «секретно» от командующего авиацией Новикова с предупреждением нигде не афишировать отряд и всячески скрывать его происхождение.

Отряд решили сформировать при запасном полку. Громов вызвал лучших командиров эскадрилий в надежде, что кто-нибудь из них добровольно возьмет на себя смелость командовать группой штрафников. Андрей Боровых, Василий Зайцев, Григорий Онуфриенко молча выслушали предложение командарма, но никто не шевельнул даже бровью. Нарушая затянувшуюся паузу, самый старший из них и серьезный Зайцев выдавил из себя первопричину гробового молчания: «Если надо, я не откажусь. А добровольно подставлять свою голову под пули преступников-негодяев — по меньшей мере неразумно».

Любимчик полка, всегда веселый и легкий на слово командир звена Боровых, прозванный «Борюниором», за борьбу на равных со стариками в бою, несмотря на свои двадцать лет непорочной юности, брякнул то ли в шутку, то ли всерьез:

— Штрафниками пусть управляется штрафник. Ему нечего терять, кроме своих цепей.

— Андрей Егорович, я же предлагаю вам полк, а вы шутить изволите, — в тон молодому командиру ответил командарм.

— Михаил Михайлович, разрешите мне возглавить этих архаровцев, — вскочил сидевший в сторонке Федоров, витающий в облаках воздушных сражений. — Мне это больше с руки, чем другим.

— Нежелательно, но… благодарствую. Даю две недели на раскачку, — поднялся и командарм, — все свободны.

Первая группа штрафников создавалась в Торжке, на месте базирования резервного полка, куда на пополнение армии поступали преимущественно «Яки» и английские «харикейны», которые уступали «мессершмиттам» в скорости и вооружении. За две недели с двух фронтов наскребли около шестидесяти авиаторов, способных без предварительной подготовки начать боевые действия, хотя некоторым требовалось какое-то время для освоения незнакомых типов самолетов.