Красный сокол - [41]

Шрифт
Интервал

Лучший способ получить желанный трофей — это заманить одинокий самолет в глубь своей территории, а потом принудить его к посадке. Поэтому ломать голову над планом захвата неприятельского самолета Иван не стал, а просто рассказал своему напарнику, как надо действовать в бою, чтобы противник израсходовал весь боезапас и попал в сети охотников. Опыта в таком рискованном деле ему не занимать. Просто задание усложнялось тем, что нужен был самолет новейшей конструкции. А раз так, то на нем и летал, значит, опытный летчик, прекрасно понимающий свою задачу — ни в коем случае не залетать на вражескую территорию.

Японские истребители держались в воздухе кучно, не отрывались далеко друг от друга. Такая тактика поведения в бою обедняла, ограничивала возможности каждого проявить индивидуальное мастерство, но зато укрепляла боевой дух пилотов, вселяла уверенность во взаимную поддержку в опасной ситуации.

Словом, попытки зажать одинокий истребитель в тиски и заставить его сесть на чужой территории заканчивались крахом.

С каждым новым днем товарищи пополняли список подбитых и уничтоженных самолетов противника, а попутная проблема захвата истребителя «живьем» оставалась нереализованной. И никого она сильно не волновала в полку, кроме Ивана Евграфовича, который тоже и сбивал, и поджигал врага, но это как бы не в счет.

Особенно ожесточенные бои происходили в районе сопки Баян — Цаган. Комкор Смушкевич вызвал к себе некоторых командиров авиации, действующих у озера Буир-Нур.

— Вот перед вамп карта военных действий, — развернул он рулон бумаги на пустых ящиках из-под патронов. — Фронт проходит по реке, а граница вот здесь, по сопкам Зеленая, Песчаная, отступает от правого берега на двадцать-двадцать пять километров. Под предлогом установления справедливой границы японцы захватили все правобережье. Протяженность кусочка до ста километров. Они даже вклинились на левый берег у озера, чтобы полностью взять контроль над рекой и поставить население восточной Монголии в безвыходное положение. Сами знаете: без воды — и не туды, и не сюды. А в пустыне — это голод, смерть. Заодно они решили протянуть железную дорогу на Хейлар по удобной низине вместо отрогов Большого Хингана. Отодвинуть, стало быть, границу и взять реванш за поражение у озера Хасан; еще раз проверить боеспособность Красной Армии, пришедшей на помощь дружественной державе. Ваша задача, — обратился командующий к зевающему от скуки Григорию Кравченко, — строго следить за высотой Хамар-Дабы и оберегать ее от неприятеля как зеницу ока. Ко всему прочему, при благоприятной обстановке в воздухе оказать помощь вот этому дважды секретному товарищу, получившему задание добыть и доставить японский истребитель в Москву. Так я говорю, Иван Батькович? — перевел дыхание комкор, вскидывая глаза на Федорова. — Будьте осторожны. На участке действует непостижимо коварный ас. Хорошо бы его заловить. Что не ясно?

Выдержав паузу, комкор добавил: убрать черту — Всё. По местам.

Командующий Квантунской армией марионеточного правительства Маньчжоу-Го генерал Уэдэ, безусловно, жаждал оправдать свою честь в глазах императорской свиты и во что бы то ни стало восстановить пошатнувшуюся репутацию военного наместника Маньчжурии. Для этого он стянул к Халхин-Голу крупные силы штурмовой авиации, кавалерийскую дивизию князя Дэвана, всю наличную артиллерию и пехоту, находившуюся на западе от Большого Хингана. Но и Жуков, получив полномочия чуть ли не командующего Забайкальским военным округом, бросил на Халхин-Гол мощные силы: авиацию, бронетехнику, артиллерию — все, что можно было стремительно и скрытно перебросить из глубинки на фронт, усилив фланги для окружения и уничтожения зарвавшегося неприятеля. На карту была поставлена честь не только самолюбивого комкора, но и всей Красной Армии.

Людей не жалели как с этой, так и с другой стороны. «Паны дерутся, а чубы трещат у холопов», говорят в таких случаях.

В разгар контрнаступления советско-монгольских войск японское командование уничтожило переправу через реку: отступление войск с плацдарма стало невозможным. Солдаты, обреченные на смерть, должны были держаться за землю зубами.

В воздухе тоже творилось что-то безумное. Армады самолетов, сталкиваясь друг с другом, кружились, горели и разлетались, оставляя факелы взрывов от бомб и длинные шлейфы дыма от падающих самолетов.

Командный пункт находился в броневике, врытом на вершине горы. Жуков видел, как два истребителя с изогнутыми, как у чайки, крыльями пытались отбить от общей стаи японских самолетов «самурайчика» с нарисованной молнией на фюзеляже. После немыслимо крутых свеч, виражей и петель, одна из «ласточек» загорелась и пошла на снижение в сторону наблюдательного пункта командующего авиацией. Жуков позвонил хозяину корректировочного пункта: «Что это за летчики у вас, что вдвоем не могут справиться с одним самураем!?»

— Не пойму, товарищ командующий, разберусь — тут же ответил Яков Владимирович. — На «чайках» летают только асы.

Не успел комкор чертыхнуться второй раз, как задымила и вторая «чайка», планируя прямо на сопку.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.