Красный Петушок - [11]

— Красный Петушок, а? — были первые слова, услышанные нами. — Мы сворачивали шеи и покрепче…

— О, брат мой, каким удивительным тупоумием благословил тебя господь, — прервал его насмешливый голос. — Рана в голове ничего тебе не даст! Мы должны взять мальчика живым, или мы никогда не узнаем его тайны.

— Ты довольно долго говоришь все об одном и том же, — ответил другой. — Как он — очень неопытен? Отвечай, ты ведь так умен!

— Мы должны ждать, глупец! Кто-нибудь увидит…

В эту минуту ветвь из моих рук со свистом поднялась вверх. Наступило молчание, а затем послышался топот ног по мягкой земле.

Я вскочил на ноги, но Мартин усадил меня раньше, чем я успел исполнить мое намерение: выскочить на берег и преследовать заговорщиков. Сильным ударом весла он двинул лодку в узкое пространство воды, окруженное густой листвой. В течение нескольких минут мы не проронили ни слова, продолжая молчаливо двигаться вниз по течению.

— Один из этих людей охотно свернул бы вам голову, Блэз, и он сделал бы это, если бы захватил вас врасплох, — заметил, наконец, Мартин. — При первой встрече я постараюсь узнать, видели ли они нас.

Во время послеобеденного отдыха мои мысли были заняты странными и непонятными— для меня словами Мишеля Берра (я сразу узнал его голос). Он упоминал о какой-то «тайне», о которой я сам ничего не знал. Мартин успокаивал меня, уверяя, что время и терпение несомненно разрешат эту загадку.

Вечером, по возвращении, мы встретили у ворот форта Карла и Мишеля. Последний елейным голосом осведомился об успехах нашей охоты. Белькастель спокойно и вежливо ответил, что южная часть реки, где мы пробыли все послеобеденное время, показалась нам не особенно хорошей. В единственном глазу Мишеля сверкнуло выражение облегчения: в действительности мы провели это время в северной части реки.

Глава VI Бунт

Вскоре Жан Рибо объявил о своем намерении возвратиться во Францию за новыми припасами, предложив недовольным колонистам отправиться с ним. Однако большинство выразило желание остаться в Новом Свете. Между ними, конечно, были Мартин Белькастель и я. Капитан Рибо выступил с серьезной речью перед всей колонией; он доказывал необходимость обработки земли и обращал внимание на те прекрасные результаты, которые получатся при усердной обработке этой девственной страны. Он назначил де ла Пьерра начальником, предоставив ему полную власть поступать так, как он найдет нужным в интересах каждого из колонистов. Наконец, он отплыл, обещав вернуться поздней осенью.

Через месяц после ухода Жана Рибо в колонии поднялся дух возмущения против тяжелой, беспрерывной работы, требуемой от всех де ла Пьерра, который железной рукой заставлял исполнять свои приказания. Колонисты не хотели понять, что им руководило исключительно чувство долга и желание, чтобы колония прогрессировала. Как военный человек, он знал только закон казармы и лагеря — суровый закон военных правил. Вначале украдкой шептались, а затем стали говорить открыто. Люди тайно оставляли остров и направлялись к краснокожим, где безуспешно разыскивали золото; работа по очистке и обработке земли была запущена. Медленно, но неуклонно положение подвигалось к неизбежному концу — открытому разрыву между начальником и командой.

Такое отношение колонистов заставило капитана де ла Пьерра решительно заявить, что каждый, кто без разрешения оставит остров, будет обвинен в мятеже и без суда казнен. Мартин Белькастель увещевал колонистов, но безрезультатно — и его, и меня так же возненавидели, как и начальника. Вдохновителями этих дурных чувств были братья Берр, причем главным руководителем, как это ни странно, был худой Пьер, в то время как его язвительный брат Мишель шнырял по острову своими легкими, кошачьими шагами. При каждой встрече Мишель приветствовал меня с той преувеличенной, покорной вежливостью, от которой так сильно отдавало насмешливой неискренностью. Временами мне казалось, что я различаю в его единственном беспокойном глазу, когда он останавливался на мне, недоуменный и пытливый взгляд.

Минули лето и осень, и наступила мягкая, благотворная зима. Запасы наши уменьшались, и мы тщетно высматривали, не появятся ли на горизонте паруса Жана Рибо. Люди, под суровым управлением капитана де ла Пьерра, сделались мрачными и угрюмыми, хотя по необходимости подчинялись его приказаниям.

Но вот полускрытая ненависть стала приближаться к своей ужасной развязке.

Однажды, возвратившись с охоты за дичью в болотах, Белькастель узнал от де ла Пьерра, что он поймал Пьера Берра, возвратившегося из запрещенной экспедиции, и что он намерен дать «урок этим мятежным собакам». Короче говоря, Пьер Берр должен быть расстрелян на рассвете следующего дня.

Белькастель выслушал это сообщение без всяких замечаний, но после совместного обсуждения мы решили уговорить нашего начальника изменить свое намерение и этим отвратить неминуемую катастрофу.

Однако де ла Пьерра проявил особое упорство в этом вопросе. Он напомнил Белькастелю, что дисциплина должна быть поддержана. Его суровое солдатское лицо с тонкими черными усами, аккуратно подстриженной бородой, выдающимися челюстями и строгими черными глазами выражало непреклонную волю.