Красный падаван - [40]

Иосиф Виссарионович с удовольствием вспомнил, как переживал генерал Яковлев, начальник Главного артиллерийского управления, когда выяснилось, что на выданных кавалеристам саблях стоит надпись "За бога, царя и отечество". Сабли были хороши, и Сталин только заметил:

— Если надпись не мешает рубить врага, то пусть кавалеристы и продолжают делать это.

Иосиф Виссарионович любил и понимал кавалерию.

Он задумчиво пробарабанил пальцами по столу несколько тактов из какого-то незатейливого марша.

Теперь у нас есть особенная лошадка.

— Спасибо, товарищ Тимошенко, — сказал Сталин, поднимая глаза, — можете идти.

Он дождался, пока закроется дверь, и продолжил.

— Товарищ Берия, временный космодром "Динамо" нашим требованиям не удовлетворяет. Рассмотрите возможность организации совершенно секретного космодрома, пригодного для регулярного скрытного сообщения с гостями. Следует предусмотреть возможность приёма тяжёлых аппаратов. Место выберите под Москвой, и обязательно с хорошей дорогой.

— Балашиха, — немедленно отозвался Лаврентий Палыч с широкой улыбкой поистине интеллигентного человека, — работы уже ведутся.

"ცბიერი ეშმაკი", подумал Иосиф Виссарионович, откидываясь в кресле и довольно оглаживая усы.

Тихо затренькал телефон.

— Товарищ Сталин, снова вызов от союзников, — произнёс в трубке голос Поскрёбышева.

Старкиллер поудобнее перехватил свою трубу, произнёс что-то ещё, — голос приходилось сдерживать, Половинкин не разобрал, — и растворился среди деревьев.

"Хорошо ходит, в лесу не чужой, что ли", мимолётно подумал Коля, но отвлекаться было некогда — фашисты как осатанели. Внизу хлопали выстрелы, слышалась немецкая речь, какой-то гитлеровец визгливо раздавал указания.

Справа болото, слева контролируемый противником просёлок. Носилки с Юно, уберегая лётчицу от ещё одной шальной пули, оставили далеко позади. Девушка в сознание не приходила, за ней приглядывали двое красноармейцев. Фельдшер Макаров отводил честные глаза, и было ясно, что помощь нужна срочно.

По крайней мере, они нашли эту самую группу осназа, присланную Лордом Вейдером, подумал Коля. Осталось до неё добраться.

Добраться было… непонятно, как было добраться: справа болото, слева просёлок с немцами. Спереди тоже немцы, вон они: садят пулю за пулей в опушку напротив, но вперёд не лезут — уже отхватили.

Коля видел, как гитлеровцы оттаскивали раненых после короткой перестрелки, когда за несколько секунд были буквально выкошены два десятка солдат, увлечённо пробиравшихся по мелкой топи к наполовину затонувшему корпусу сбитой "Тени". Идущий первым немец, лысый здоровяк, уже убедился, что топь совсем не глубока, отбросил слегу и жадно вцепился рукой в задранный почти вертикально край трапа. Другие с противным гоготом потянулись за ним. С берега что-то кричали оставленные в дозоре, наверное, завидовали, что не они первыми дотронутся до такого необычного трофея.

Половинкин изучал язык вероятного противника, но особых успехов, прямо скажем, не достиг. Сейчас некоторые слова поганой фашистской речи казались знакомыми, и он против воли начал было прислушиваться, пытаясь понять их смысл, как вдруг на опушке тихо булькнуло, — Коля с тоской вспомнил ситро, которое пил на Сельскохозяйственной выставке в Москве, — и через мгновение прямо среди бредущих по болоту гитлеровцев хлопнула граната.

Негромкий, но яркий разрыв посбивал солдат с ног — только брызги полетели. Сухопутные фашисты заметались в поисках укрытий. Не успел Коля поморщиться от нарастающего лая немецкой ругани, как из леса в мельтешащие фигурки полетели резкие цветные всполохи.

"Наконец-то — лучи смерти", с восторгом подумал Половинкин. В вопросах межпланетных сношений он чувствовал себя уже тёртым калачом, поэтому никак не мог бы спутать луч смерти с трассирующей пулей или каким-нибудь глупым воздушным шариком. Тем более что такие необычные, совершенно безобидные с виду всполохи били не хуже пуль. Пока один невидимый за кустами стрелок короткими очередями прижимал к земле сухопутных фашистов, трое его товарищей с других точек прицельными одиночными выстрелами лупили по самому болоту. Почти каждый выстрел доставал кого-то из гитлеровцев, всё ещё барахтавшихся в зелёно-коричневой жиже.

Лучи смерти били бесшумно. На фоне неестественно беззвучного расстрела были отчётливо слышны крики боли, совершенно безнадёжные проклятия и смертный хрип. Быстрыми облачками пара вскипала грязь.

Лысый здоровяк подпрыгнул, отчаянно подтянулся на трапе, пытаясь укрыться за металлом корпуса. В глубине самолёта сверкнула неяркая вспышка, светло-красный луч ударил прямо в лицо. Наверное, волосы бы могли загореться, но волос у немца не было — вскипела лысина. Фашист молча упал в бурлящую грязь и больше не шевелился.

В болоте всё было закончено. Невидимые стрелки перенесли огонь дальше, на берег, но сухопутные фашисты, понукаемые своим визгливым командиром, уже заняли укрытия, изготовившись, наконец, к полноценному бою. Защёлкали винтовочные выстрелы, сперва редкие, потом более плотно. Застрекотал автомат. Поле боя сразу зазвучало как-то совсем по-Земному, почти по-домашнему, хотя слышно было лишь немецкое оружие.