Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. - [7]

. Но следует признать и другое: раскол в социалистическом движении России в ту пору вызвал появление не одной, а двух военных диктатур — большевистской и генеральской. Не имеет большого значения, какая противоборствующая сторона пришла к созданию военной диктатуры раньше. Этапами в этом направлении было превращение Советской республики в единый военный лагерь (сентябрь 1918 г.) или колчаковский переворот в Сибири (ноябрь 1918 г.). Важно другое — главной опорой диктатур все более становились насилие, террор и репрессии. В такое время социалистические партии оказались не нужны ни красным, ни белым. (Может быть, и этим объясняется резкость полемики Ленина — Троцкого с Каутским.) В стране тогда победила не социалистическая, а военно-коммунистическая идея, отрицавшая своим существованием демократические свободы, в которые с немалым трудом стало входить российское общество лишь в самое последнее время. На всем же протяжении гражданской войны царствовал террор, деморализующий все участвовавшие в ней стороны[40].

Стремление понять истоки трагедии породило несколько исследовательских объяснений: красный террор и массовые репрессии 30-х годов — результат большевистского правления в стране; сталинизм — особый тип тоталитарного общества; во всех бедах виноваты руководители — Ленин, Свердлов, Сталин, Троцкий[41]. Несмотря на кажущиеся различия, общим является утверждение, что виноваты большевики. Из разъяснений неясно, какое воздействие на советскую экономическую политику оказали подобные действия противной стороны в годы гражданской войны или сталинское утверждение о применении пыток «буржуазными разведками»[42].

Представляется перспективным изучение большевизма в целом от возникновения партии «нового типа» до ее запрета в стране, где она была правящей более семи десятилетий. Выяснилось, что интеллект большевистских вождей, захвативших власть в России, ограничивался созданием военно-коммунистического государства, где главным методом удержания власти стали террор, принуждение, где красный террор начал, а большой террор завершил создание тоталитарного правления.

В советской историографии выделяются периоды пропаганды лозунга «Сталин — это Ленин сегодня», критики «культа личности» и продолжающейся канонизации Ленина и большевизма (с конца 1950-х годов), утверждения формулы: сталинизм возник на почве ленинизма (с конца 1980-х годов)[43]. Последняя точка зрения подтвердила мнение А. И. Солженицына о том, что сталинский террор коренится в ленинизме, вывод З. Бжезинского о том, что массовый террор был для Ленина «административным средством решения всех проблем», утверждение Д. Кипа о том, что Ленин был первым в XX веке главой европейского правительства, официально поощрявшим, узаконившим террор против народа страны, заключение Р. Пайпса: «Курс для Сталина проложил Ленин»[44].

Есть и иное мнение: Ленин лучше Сталина. Красный террор Ленин проводил во время гражданской войны, Сталин расстреливал безоружное население в мирных условиях. Р. Конквест писал о том, что в 1918–1920 гг. террор проводили фанатики, идеалисты, «люди, у которых при всей их беспощадности можно найти некоторые черты своеобразного извращенного благородства». И продолжал: «У Робеспьера мы находим узкий, но честный взгляд на насилие, свойственный и Ленину. Сталинский террор был иным. Он осуществлялся уголовными методами, не был начат во время кризиса, революции или войны»[45]. Это утверждение вызывает возражение.

Террор в годы гражданской войны осуществляли не фанатики, не идеалисты, а люди, лишенные всякого «благородства» и психических комплексов героев произведений Достоевского. Только недостаточное знание источников объясняет вывод Конквеста о «честном» взгляде Ленина на насилие. Таковыми не являются инструкции по совершению убийства, написанные им и ставшие известными в последнее время. Процитируем лишь две из них. В записке Э. М. Склянскому (конец октября — ноябрь 1920 г.), заместителю председателя Реввоенсовета республики, Ленин, видимо оценивая план, рожденный в недрах этого ведомства, наставлял: «Прекрасный план! Доканчивайте его вместе с Дзержинским. Под видом „зеленых“ (мы потом на них свалим) пройдем на 10–20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия: 100 000 рублей за повешенного»[46]. В секретном письме членам Политбюро ЦК РКП(б), написанном 19 марта 1922 года, уже после введения НЭПа, Ленин предлагал воспользоваться голодом в Поволжье и провести изъятие церковных ценностей. Эта акция, по его мнению, «должна быть проведена с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»[47].

Это был преступный, а не «честный» взгляд на насилие, который отличается от подписанных Сталиным расстрельных списков тем, что Сталин знал многих из тех, кого он решил казнить, а Ленин наверняка не знал абсолютное большинство тех, кого обрек на смерть.