Красный флаг: история коммунизма - [50]

.

Учитывая стремление Ленина к порядку, логично было предположить, что он отойдет от радикального марксизма. Но угроза падения его режима в начале 1918 года заставила его сделать крутой поворот. Большевики ожидали, что революция в России будет сопровождаться мировой революцией, а немецкий пролетариат поможет отстающей России построить социализм. На деле же немецкие милитаристы все еще обладали большой силой и предлагали унизительные для России условия мирного соглашения. Ленин осознал слабость своего нового государства и был готов принять условия, однако он не набрал большинство голосов Центрального комитета. Когда немецкие войска вошли в Украину[217], лидеры продолжали спорить. В последний момент Троцкий передумал, и Брест-Литовский договор предотвратил неизбежное падение режима[218]. Надежда на то, что революция будет спасена долгожданной революцией в Германии, оказалась всего лишь мечтой[219].

В это время Ленин понял, что обещания, данные в 1917 году, невозможно совместить с новым режимом. Передача контроля над фабриками и землей рабочим и крестьянам, пособничество погромам буржуазной собственности только усугубляли экономический хаос. Запасы продовольствия сокращались, продолжалась конфискация земель и погромы крупных поместий. Тем временем рабочие осуществляли «рабочий контроль» с целью увеличения прибыли своих фабрик, а не экономики в целом и преследовали ненавистных управляющих и инженеров. Трудовая дисциплина рухнула. Проблема усугублялась истощившимися запасами продовольствия. Вырос уровень безработицы, а за ним стремительно росла оппозиция большевикам в Советах.

К началу 1918 года стало ясно, как и во Франции 1793 года, что народные цели и цели революционной элиты расходились; ленинский синтез марксизма распадался. Однако Ленин не принял курс Робеспьера, не начал нравственную реформацию или правление добродетели. Он скорее обратился к технократии, отказавшись от радикального марксизма в пользу его модернистской версии. В марте-апреле 1918 года он объявил отход от модели социализма, предусматривающей «государство-коммуну» и гражданскую милицию. Ленин заявил, что разочаровался в своем оптимизме относительно рабочего класса[220]. Русский человек для Ленина «плохой работник по сравнению с передовыми нациями», ему нельзя доверять строить рабочую демократию. Ленин решил создать «гармоничный» экономический механизм, управляемый специалистами, если нужно, представителями буржуазии. Этот механизм должен основываться на новейших технологиях. Если рабочие достаточно «зрелые», то эта зрелость будет только способствовать «мягкому руководству дирижера». До достижения такого результата руководители и специалисты должны применять «резкие формы диктаторства»^{220}.

Ленин усвоил урок Брест-Литовска. В то время он писал: «Война многому нас научила… например, тому, что на высоте оказываются те, кто имеет лучшие технологии, организацию, дисциплину и лучшие машины… Необходимо развить высокие технологии, иначе нас растопчут»^{221}. Ленин теперь направил свое внимание от образца Парижской коммуны к американской системе «научного управления» теоретика Фредерика У. Тейлора, применявшейся в США на заводах Генри Форда. Тейлор оборудовал рабочие места секундомерами, рассчитав задания и операции рабочих по секундам. Рабочим платили в соответствии с объемом выполненных работ. Ранее Ленин осуждал эту систему и называл ее типичным проявлением зверского капитализма. Теперь же было не до радикальных определений: на одном энтузиазме и творчестве рабочих экономику было не поднять. Их нужно было стимулировать пряником — деньгами — и кнутом — трудовой дисциплиной^{222}. Ненавистным в прошлом специалистам-буржуям пришлось вернуть их власть и высокие заработки. В армии это означало восстановление авторитета бывших царских офицеров и расформирование солдатских комитетов. Ленин заявил, что «красногвардейская атака на капитал» была окончена.

Ленин оправдывал свое «отступление» от обещаний 1917 года обращением к марксистской теории. Он утверждал, что большевики поспешили обещать рабочую демократию, особенно в условиях отсутствия мировой революции. Еще не пришло время уничтожить государственную систему, что возможно только в условиях коммунизма^{223}. Новое ленинское видение современного государства с сильным контролем над экономикой было ближе к низшей форме коммунизма — «социализму»[221] по Марксу, чем к высшей стадии — непосредственно коммунизму[222]. Однако Ленин радикально изменил видение Маркса: модернизацию государства обеспечит элитарная[223] передовая партия, которая должна перенаправить внимание с революции на строительство государства^{224}. За несколько лет партия должна была сконцентрировать власть в своих руках, лишив сил или окончательно ликвидировав выборные Советы и Комитеты, которые осуществили революцию[224].

Большевики связывали модернизацию не только с тяжелой промышленностью и трудной работой. Она также подразумевала обеспечение массового образования, благополучия, конец религии и эмансипацию женщин, и все-таки небольшой прогресс был достигнут, особенно в части женского равноправия