Красный флаг: история коммунизма - [40]

. Сельское хозяйство и крестьянство оказались безнадежно отсталыми и воплощали собой русскую азиатчину. Социалистам был необходим новый революционный класс. Наличие этой лакуны объясняет обращение к марксизму[135]. Принципы марксизма предлагали альтернативу царскому порядку, а также обещали передовому — рабочему — классу путь от отсталости к прогрессу. Кроме того, эти принципы были «научными» и «западными». Революционер Николай Валентинов, товарищ Ленина, вспоминал: «Мы обеими руками хватали марксизм потому, что нас увлекал его социологический и экономический оптимизм, эта фактами и цифрами свидетельствуемая крепчайшая уверенность, что развивающаяся экономика, развивающийся капитализм, разлагая и стирая основу старого общества, создает новые общественные силы (среди них и мы), которые непременно повалят самодержавный строй со всеми его гадостями… Нас привлекало в марксизме и другое: его европеизм. Он шел из Европы, от него веяло, пахло не домашней плесенью, самобытностью, а чем-то новым, свежим, заманчивым. Марксизм был вестником, несущим обещание, что мы не останемся полуазиатской страной, а из Востока превратимся в Запад, с его культурой, его учреждениями и атрибутами, представляющими свободный политический строй. Запад нас манил»^{160}.

Марксизм был принят русскими социалистами в его модернистской разновидности. России с ее запоздалым развитием нужно было сначала достичь развитого капитализма, а до социализма как такового было еще очень далеко. Не всем известно, что первым языком, на который перевели «Капитал» Маркса, был русский. Когда «Капитал» доставили Скуратову, одному из царских цензоров, которому поручили прочитать половину произведения в 1872 году, он доложил: «Можно с уверенностью утверждать, что немного людей в России прочтет это, а еще меньше — поймет»^{161}. Он сделал вывод, что «Капитал» можно опубликовать. Многие считают это самой главной ошибкой царской цензуры с тех пор, как за 9 лет до этого она же допустила к печати «Что делать?». Русское издание «Капитала», первый перевод с немецкого оригинала, было чрезвычайно популярно среди русской читающей публики. Его русские тиражи значительно превзошли первый гамбургский тираж. Скуратов оказался прав в том, что его поймут немногие, по крайней мере в первое время. Как аграрные социалисты[136], так и официальная царская пресса приняли его с восторгом как предупреждение о капиталистическом кошмаре детского труда и дьявольских мельницах [выражением satanic mills в Англии времен промышленной революции обозначались мануфактуры из-за их разрушительного воздействия на природу]. Несмотря на то что сам Маркс к концу жизни полагал, что Россия сможет уклониться от капитализма, сохранив общину, послание «Капитала» было противоположным: капитализм неизбежен. В 1883 году «Капитал» лег в основу доктрины первой марксистской организации в России «Освобождение труда», созданной в эмиграции революционером Георгием Плехановым. Плеханов отошел от веры аграрных социалистов в крестьянство и твердо заявил, что Россия не будет готова к социализму до тех пор, пока не пройдет мучительную стадию капитализма и либерализма. Рабочий класс под руководством интеллектуалов социал-демократической партии осуществит революцию против автократии, которая приведет лишь к либеральной демократии и только на более поздней стадии — к социализму. Доктрина Плеханова стала ортодоксальной для русского марксизма, как социализм Каутского — для Второго интернационала.

Тем не менее соответствие марксизма Каутского условиям России можно было оспорить. Этот марксизм развивался в полудемократических обществах с быстро растущей промышленностью, где рабочие постепенно становились частью политической системы, а расширяющаяся либеральная демократия, казалось, служила интересам рабочего класса. В России, напротив, более жесткие репрессивные меры со стороны правительства привели к другой ситуации. Как и баварский рабочий Николаус Остеррот, российские студенты-радикалы 1890-х и 1900-х годов представляли свою жизнь как путь от «темноты» к «свету». Они становились «новыми», «сознательными» людьми, участвующими в жизни города и укреплении позиций социализма. Однако в России они являлись воинствующим сообществом, отслеживаемым полицией. Их традиции были присущи черты морализма и зловещего манихейства. В этой традиции благородные студенты, исполненные героизма, противостояли злым шпионам. В целях выявления врагов и очищения от них организации действовали «суды чести», на которых обвинители разбирали общественную и личную жизнь обвиняемых (подобная практика будет применяться позже партией большевиков). Неудивительно, что в условиях постоянной угрозы появилось более радикальное, фанатичное отношение к политике, бросившее вызов традиции Каутского, допускающей компромиссы^{162}.

IV

Человеком, приложившим принципы социализма Чернышевского[137] к современному ему миру, а модернистский марксизм Второго интернационала к реалиям России, был Владимир Ульянов (Ленин). Образование и личные качества Ленина как нельзя лучше подходили человеку, который должен был стать модернизатором и распространителем европеизма. Хотя его отец был знатным человеком, к которому обращались «ваше превосходительство», ошибкой стало бы полагать, что в семье Ульяновых почитались аристократические ценности. Отец Ленина был педагогом и дослужился до должности директора народных училищ Симбирской губернии. Родители Ленина имели смешанное происхождение: в роду отца были исконно русские, а также представители туземного народа Волги (чуваши), его мать — лютеранка щведско-немецкого происхождения по матери и еврейского по отцу. Таким образом, Ульяновых можно было считать людьми амбициозными, посторонними в высшем круге, но стремившимися к успеху и ассимиляции, надеявшимися передать своим детям стремление добиться высокого общественного положения