Красный, белый и королевский синий - [29]

Рука тянется к телефону. Внутри борются два желания – заняться чем-то в одиночестве или поразмышлять надо всем в компании.

Нора уехала на Хануку в Вермонт, и Алекс не хочет ее беспокоить, а его школьный приятель Лиам почти не разговаривал с ним с тех пор, как Алекс переехал в Вашингтон.

Поэтому остается лишь…

– Чем я заслужил все это? – раздается низкий сонный голос Генри. На фоне звучит что-то похожее на рождественское хоровое пение.

– Привет, эм, извини. Я знаю, наверное, уже поздно, сейчас сочельник и все такое. И я только сейчас понял, что ты, должно быть, занят с семьей. Не знаю, как я не подумал об этом раньше. Мда, наверное, поэтому у меня и нет друзей. Я болван. Извини, чувак. Я… я просто…

– Господи, Алекс, – прерывает его Генри. – Все в порядке. Здесь полтретьего ночи, все уже ушли спать, кроме Би. Скажи «привет», Би.

– Привет, Алекс! – раздается чистый насмешливый голосок на другом конце трубки. – Генри как раз надел свою пижамку с леденцами…

– Ну хватит. – Голос Генри отдаляется, и раздается приглушенный звук, словно в сторону Би полетела подушка. – Так что случилось?

– Прости, – выпаливает Алекс. – Я знаю, что это странно, ведь ты с сестрой и все такое, и… уф. Я просто даже не знаю никого, кому мог бы позвонить в такой час. Я понимаю, что мы не… настоящие друзья и обычно не обсуждаем такие вещи, но мой отец приехал на Рождество, а они с матерью словно две чертовы тигровые акулы, сражающиеся за тюлененка, стоит только оставить их в одной комнате дольше, чем на час. И теперь они развязали эту дикую ссору, которая не должна иметь никакого значения, потому что они уже разведены, и я не знаю, почему вышел из себя, но мне хотелось бы, чтобы хоть раз они устроили передышку и мы могли бы провести нормально хоть одни праздники, понимаешь?

Наступает долгая пауза, а потом Генри произносит:

– Повиси. Би, можно я поговорю по телефону? Потише. Да, ты можешь взять печенье. Ладно, я слушаю.

Алекс выдыхает, едва понимая, какого черта он творит, но слова сами льются рекой.

Рассказывать Генри о разводе – о тех странных, сумасшедших годах, о том дне, когда он вернулся домой из лагеря для бойскаутов и обнаружил, что вещей отца там больше нет, о ночах в обнимку с мороженым – оказывается не так неловко, как Алекс думал. Он никогда не утруждал себя тем, что подбирал слова при Генри – поначалу потому, что его не заботило мнение принца, а впоследствии в силу привычки. Между нытьем по поводу учебной нагрузки и подобными откровениями должна быть колоссальная разница, однако Алекс с удивлением ее не обнаружил.

Он и не понимает, что проговорил целый час, пока не заканчивает рассказ о том, что произошло за ужином, а Генри не говорит:

– По-моему, ты поступил правильно.

Алекс забывает, что хотел сказать.

Он просто… Алекс привык к комплиментам. Но ему так редко говорят, что он поступает правильно.

Прежде, чем он успевает придумать ответ, раздается тихий тройной стук в дверь – Джун.

– Ох… ладно, спасибо, чувак, мне пора. – Алекс понижает голос, когда Джун открывает дверь.

– Алекс…

– Серьезно… Спасибо, – повторяет Алекс. Ему совсем не хочется объясняться перед Джун. – С Рождеством. Доброй ночи.

Он вешает трубку и откладывает телефон, когда Джун опускается рядом на кровать. На ней розовый банный халат, а волосы еще влажные после душа.

– Привет, – говорит она. – Ты в порядке?

– Да, все в норме, – отвечает он. – Прости, не знаю, что на меня нашло. Я не собирался выходить из себя, я… не знаю. В последнее время я… сам не свой.

– Все хорошо, – говорит она, перекинув волосы через плечо и забрызгав его каплями воды. – Я вела себя как сумасшедшая в последние полгода учебы в колледже, срывалась на всех подряд. Знаешь, ты не обязан загонять себя до такой степени.

– Все нормально. Я в порядке, – говорит Алекс на автомате. Джун бросает на него полный сомнения взгляд, и он пинает ее босой ногой по коленке. – Так что было после моего ухода? Кровь уже успели отмыть?

Джун вздыхает, пиная его в ответ.

– Каким-то образом разговор свернул в сторону того, какой могущественной политической парой они были до развода и как хорошо тогда было. Мама извинилась, затем пришел черед виски и ностальгии, пока все не разошлись по постелям. – Она фыркает. – В любом случае ты был прав.

– Ты не считаешь, что я перегнул палку?

– Не-а. Хотя… я отчасти согласна с отцом. Мама может быть такой… ну, ты знаешь… мамой.

– Именно поэтому она сейчас здесь.

– Ты никогда не думал, что в этом вся проблема?

Алекс пожимает плечами.

– Я считаю, что она отличная мать.

– Ага, для тебя, – отвечает Джун. – Я никого не обвиняю – просто наблюдение. Степень ее заботы зависит от того, что тебе нужно от нее. Или что ты можешь для нее сделать.

– Я имею в виду, что могу ее понять, – уклоняется Алекс. – Порой отъезд отца из-за места в Калифорнии кажется очень отстойным.

– Да, но чем это отличается от всего того, что сделала мама? Все дело в политике. Я говорю о том, что… в его словах есть смысл. Она давит на нас, лишая того, что должна давать нам обычная мать.

Алекс открывает рот, чтобы ответить, но телефон Джун внезапно начинает вибрировать в кармане ее халата.