«Вы, наверное, тот джентльмен, которого он поджидает, — сказали мне. — Он ждет вас уже два дня».
«А где он сейчас?» — спросил я.
«У себя наверху, он еще спит. Он просил разбудить его в девять».
«Я сам его разбужу», — сказал я.
Я подумал, что мой внезапный приход застанет его врасплох, и от неожиданности он может проговориться насчет убийства. Коридорный вызвался проводить меня до его комнаты — она была на втором этаже и выходила в узенький коридорчик. Показав мне его дверь, коридорный пошел было вниз, как вдруг я увидел такое, от чего, несмотря на мой двадцатилетний опыт, мне чуть не стало дурно. Из-под двери вилась тоненькая красная полоска крови, она извилисто пересекала пол коридорчика и образовала лужицу у противоположной стены. Я невольно вскрикнул; коридорный тотчас же вернулся назад. Увидев кровь, он чуть не хлопнулся без чувств. Дверь оказалась заперта изнутри, но мы высадили ее плечами и ворвались в комнату. Окно было открыто, а возле него на полу, скорчившись, лежал человек в ночной рубашке. Он был мертв, и, очевидно, уже давно — труп успел окоченеть. Мы перевернули его на спину, и коридорный подтвердил, что это тот самый человек, который жил у них в гостинице под именем Джозефа Стэнджерсона. Смерть наступила от сильного удара ножом в левый бок; должно быть, нож задел сердце. И тут обнаружилось самое странное. Как вы думаете, что мы увидели над трупом?
Я почувствовал, что сейчас услышу что-то ужасное, и, прежде чем Холмс успел ответить, у меня по коже поползли мурашки.
— Слово Rache, написанное кровью, — сказал Холмс.
— Да, именно. — В голосе Лестрейда звучал суеверный страх.
Мы помолчали. В действиях неизвестного убийцы была какая-то зловещая методичность, и от этого его преступления казались еще ужаснее. Нервы мои, ни разу не сдавшие на полях сражения, сейчас затрепетали.
— Убийцу видели, — продолжал Лестрейд. — Мальчик, приносивший молоко, шел обратно в молочную через проулок, куда выходит конюшня, что на задах гостиницы. Он заметил, что лестница, всегда валявшаяся на земле, приставлена к окну второго этажа гостиницы, а окно распахнуто настежь. Отойдя немного, он оглянулся и увидел, что по лестнице спускается человек. И спускался так спокойно, не таясь, что мальчик принял его за какого-нибудь плотника или столяра, работавшего в гостинице. Мальчик не обратил особого внимания на этого человека. Но у него мелькнула мысль, что в такую рань обычно еще не работают. Он припоминает, что человек этот был высокий, с красноватым лицом и в длинном коричневом пальто. Он, должно быть, ушел из комнаты не сразу после убийства — ополоснул руки и вытер нож о простыню, на которой остались кровяные пятна.
Я взглянул на Холмса, — описание убийцы в точности совпадало с его догадками. Однако лицо его не выражало ни радости, ни удовлетворения.
— Вы не нашли в комнате ничего такого, что могло бы навести на след убийцы? — спросил он.
— Ничего. У Стэнджерсона в кармане был кошелек Дреббера, но тут нет ничего удивительного: Стэнджерсон всегда за него расплачивался. В кошельке восемьдесят фунтов с мелочью, и, очевидно, оттуда ничего не взято. Не знаю, каковы мотивы этих странных преступлений, но только не ограбление. В карманах убитого не обнаружено никаких документов или записок, кроме телеграммы из Кливленда, полученной с месяц назад. Текст ее: «Дж. X. в Европе». Подписи в телеграмме нет.
— И больше ничего? — спросил Холмс.
— Ничего существенного. На кровати брошен роман, который Стэнджерсон читал на ночь вместо снотворного, а на стуле рядом лежит трубка убитого. На столе стоит стакан с водой, на подоконнике — аптекарская коробочка, и в ней две пилюли.
С радостным возгласом Шерлок Холмс вскочил со стула.
— Последнее звено! — воскликнул он. — Теперь все ясно!
Оба сыщика вытаращили на него глаза.
— Сейчас в моих руках все нити этого запутанного клубка, — уверенно заявил мой приятель. — Конечно, еще не хватает кое-каких деталей, но все события с той минуты, как Дреббер расстался со Стэнджерсоном на вокзале, и вплоть до того, как вы нашли труп Стэнджерсона, мне ясны так, будто все происходило на моих глазах. И я вам это докажу. Не могли бы вы взять оттуда пилюли?
— Они у меня, — сказал Лестрейд, вытаскивая маленькую белую коробочку. — Я взял и пилюли, и кошелек, и телеграмму, чтобы сдать в полицейский участок. По правде говоря, пилюли я прихватил случайно — я не придал им никакого значения.
— Дайте сюда, — сказал Холмс и повернулся ко мне. — Доктор, как вы думаете, это обыкновенные пилюли?
Нет, пилюли, конечно, нельзя было назвать обыкновенными. Маленькие, круглые, жемчужно-серого цвета, они были почти прозрачными, если смотреть их на свет.
— Судя по легкости и прозрачности, я полагаю, что они растворяются в воде, — сказал я.
— Совершенно верно, — ответил Холмс. — Будьте добры, спуститесь вниз и принесите этого несчастного парализованного терьера, — хозяйка вчера просила усыпить его, чтобы не продлевать его мучений.
Я сошел вниз и принес собаку. Тяжелое дыхание и стекленеющие глаза говорили о том, что ей недолго осталось жить. Судя по побелевшему носу, она уже почти перешагнула предел собачьего существования. Я положил терьера на коврик у камина.
