Красные щиты. Мать Иоанна от ангелов - [32]

Время теперь проходило самым приятным образом. Виппо, удостоившийся высокой чести принимать у себя племянника самого кесаря, из кожи лез, только бы угодить рыцарям. Как по мановению волшебного жезла, исчезли с первого двора шумливые черноволосые «цыгане» — то ли разбежались, то ли попрятались, словом, сгинули. Генрих даже удивился, но Тэли сообщил ему, Что как-то ночью весь этот сброд увезли на двух повозках в соседний замок, тоже принадлежащий Виппо. Это самые обыкновенные евреи, сказал Тэли. Евреи? Какими судьбами очутились у Виппо евреи? Этого Тэли не знал, но то были действительно евреи.

Еще удивляло Генриха беспорядочное расточительство их хозяина. В замке теперь пошла роскошная, разгульная жизнь, Виппо одаривал всех богатыми подарками. Одним — меха, подшитые сукном и отороченные парчой, князьям и Виллибальду — плащи, тканные золотом и серебром покрывала, Тэли музыкальные инструменты, Герхо — резной персидский лук, чудесное копье и в придачу прапорец с вышитыми на нем солнцем и звездами, отчего Герхо прозвали «рыцарем звезд». А уж как старался всем услужить, ко всем подольститься — и главное, так и сиял от удовольствия. Соседний замок, как выяснилось, не был его собственностью. Законный хозяин замка, одинокий баварский рыцарь, лет десять тому назад, а может, пять, отправился в Святую землю, сдав Виппо в аренду замок и относящиеся к нему угодья: лесок над рекой, один-другой участок земли и немногих приписанных к ней крестьян, которые еще остались. Сосед все не возвращался — видно, был убит; так уверял один из спутников князя Фридриха. А Виппо тем временем, худо ли, хорошо ли, распоряжался в его поместье.

Хозяйство свое Виппо вел безалаберно, но очень деятельно. Тэли докладывал Генриху последние новости. Во всех дворах замка постоянно кипела работа, длинные вереницы грубо сколоченных повозок то и дело подъезжали к кладовой, к амбарам, к кузнице. На них грузили соль, которую Виппо невесть где доставал, солонину, муку или немолотое зерно, наконец, оружие, выкованное в мастерских Виппо. Все это отправлялось в Бамберг, в Байрейт и Нюренберг. Обычно отправка происходила по вечерам и перед рассветом. Когда князья утром просыпались в своих тихих покоях с видом на реку, дворы были уже словно выметены, — ни повозок, ни товаров. А Виппо, позвякивая связкой огромных ключей, прохаживался от одной крепко сколоченной двери к другой. Доблестные рыцари заняты беспрестанными драками, а меж тем должен же кто-то доставлять им мясо и муку, щиты и мечи.

Несколько дней спустя Генрих выпроводил Герхо в Цвифальтен — передать Лестко и Яксе, буде они уже там, чтобы направлялись прямо в Бамберг. Сам он решил явиться к кесареву двору в свите Фридриха. Не впервые представал польский князь пред светлые кесаревы очи, но, пожалуй, еще ни один заложник не мог похвалиться такой дружбой с ближайшим родственником кесаря.

9

Выехали рыцари недели через две, отдохнувшие и довольные гостеприимством Виппо. Хозяин провожал их, а Виллибальд поспешил вперед предупредить кесаря о благополучном прибытии племянника. У кесаря, вероятно, есть какие-то виды на Барбароссу, раз он так жаждет этой встречи. То ли намерен послать Фридриха в Бургундию, то ли на ломбардские города, с которыми всегда много хлопот — кто знает? Во всяком случае, Виллибальд из Стабло поторапливал швабов и, когда отряд рыцарей покинул замок, сам помчался вперед в Бамберг, чтобы известить кочевой кесарский двор о приближении Фридриха. Не терпелось ему и в канцелярию свою вернуться, откуда он рассылал кесаревы письма в четыре конца света: византийскому императору, Рожеру в Сицилию, королю Франции и датчанам, которые ссорились между собой.

Барбаросса не очень-то доверял Виллибальду и нисколько этого не скрывал.

— Уж этот писарь чего-нибудь да придумает! — повторял он Генриху.

Ехали медленно, не торопясь, делали остановки в замках по три дня и больше. Так проканителились весь декабрь. И то сказать, стояла распутица, дороги совсем развезло — не поскачешь. Барбаросса все присматривался к Генриху, выспрашивал о Польше, и тот рассказывал ему, как было дело с Владиславом и осадой Познани, как предал Владислава анафеме архиепископ Якуб{63} из своей кареты, о чем беседовал Генрих с теткой наследника престола (ох, уж эта тетушка!), с Агнессой, которая ненавидела мужниных братьев, как прежде Петра Влостовича.

— Куда хуже, что она и на кесаря злобствует! — заметил князь Фридрих.

Только к рождеству вступили они в окрестности Бамберга. Опьяняясь собственным красноречием, увлеченные половодьем юношеских чувств, оба князя жаждали чего-то иного. Еще день пути — и перед городской стеной их встретил Виллибальд. С чрезвычайно озабоченным лицом он сообщил, что кесарю стало намного хуже; не иначе как он доживает последние дни, и потому просит Фридриха явиться к нему не мешкая. Хотя о том, что кесарь болен, было давно известно, никто не предполагал, что затяжная болезнь которая в Византии, заботами императрицы Берты-Ирины, на время было отступила, — примет такой опасный оборот. Кесарь был не стар, мог бы еще жить долго, и как-никак он не оставлял мысли о короновании. У всех был на памяти Лотарь; его избрали королем уже в старости, однако и поцарствовать успел он вдоволь, и в Риме был коронован и помазан. Оба князя пришпорили коней, не думая уже о подобавшем Фридриху торжественном въезде в город, и поздним вечером подъехали к королевскому дворцу.