— Пусть начальник охраны гарнизона распорядится…
— Да нет у него свободного оружия. Всё, что имелось, уже на руках. Он по секрету поделился, что у тебя должно быть отобранное у бандитов.
— Это вещественные доказательства. Нельзя.
— Формалист ты! Я же не себе прошу, у меня имеется. Я для общего дела. И не вижу здесь никаких серьёзных нарушений. После наводнения каждый возвратит.
— А убьют кого из этих пушек?
— Разберёшься. Если по делу, так правильно, а нет, сам отвечать будет, дурачок. Я, как председатель тройки, приказ бы подписал, а?..
— Читаю я ваши приказы, — кивнул Турин на груду газет на полу возле койки. — Регулярно Маргарита Львовна поставляет.
— Маргарита? Хороша баба. Кем, говоришь, она тебе доводится?
— А никем. Артистка. К вашему Задову, кстати, петь в театр приехала. Он и пригласил.
— Вот как… Паразит!.. Вчера ни слова не сказал.
— Она ему тоже приглянулась. Круги возле неё описывал, — хмыкнул Турин, но глаза не смеялись, а зорко следили за Странниковым, стараясь не упустить ни слова, ни жеста.
— Ничего не пойму! Как она в больницу-то угодила, если в театр приехала? От Задова так просто… — секретарь передумал завершать свою мысль, отвернулся. — Он за своими присматривает.
— Тут клубок целый, — улыбнулся опять Турин. — Вылечусь, выпишусь, обязательно всё растолкую, Василий Петрович, если интерес не остынет.
— Интерес? Ты про что?
Турин дёрнулся и застонал.
— Ухожу, ухожу, — приподнялся Странников с койки. — Понимаю. Не до меня тебе. Выздоравливай.
— Вы только у других не расспрашивайте, — пересиливая боль, поморщился Турин и совсем тихо добавил: — Сам всё расскажу про эту женщину. Случайно она оказалась в этой истории со стрельбой. И не виновата ни в чём.
— Хорошо, хорошо, — попятился к двери Странников. — Ты выздоравливай. На ноги встанешь, тогда ко мне жду. Позарез нужен. — И позвал погромче: — Сестричка, Маргарита Львовна!
Она вошла тут же, словно за дверью и дожидалась. Бросилась к Турину, но столкнулась с ним. Будто искра пробежала по обоим; не сводил с них глаз Турин — сторониться друг друга они явно не собирались, так и стояли, будто склеенные, глаза в глаза.
Первой опомнилась Серафима, румянец на щеках прикрыла платочком, на шаг отступила:
— Извините покорно…
— Это вы меня, — шагнул к двери Странников.
И они расстались, не задумываясь и не догадываясь, что скоро странным образом сведёт их судьба снова и оставит в их жизни не след даже, а огромную болезненную борозду навеки…
