Красные пианисты. Жёлтый круг - [8]

Эдит тоже нравилась роль нештатной сотрудницы своего всесильного мужа. Ее жизнь теперь была наполнена встречами с интересными людьми. Она хорошо играла свою роль. Но случай с Футом был особым. Она влюбилась в англичанина. Когда в сорок третьего году начнутся аресты в группе Шандора Радо, она скажет Футу: «Что ты волнуешься? Муж знает, что ты — английский разведчик, а английских разведчиков в Швейцарии не арестовывают».

В тот воскресный день прогулка с Эдит по Женевскому озеру удалась. Они всласть позагорали. Эдит была в оранжевом купальнике, и этот цвет очень гармонировал с ее волосами цвета спелой соломы.

Вечером они поехали на прием к жене румынского посла Сильвии Гелоу. Сильвия была и по характеру, и по внешнему виду прямой противоположностью Эдит. Черноволосая, как большинство румынок, с высокой и стройной фигурой, она одевалась строго, но со вкусом. В тот вечер на ней было черное бархатное платье с глубоким декольте. Черный цвет подчеркивал белизну ее кожи.

Только тут, на приеме у Гелоу, Эдит узнала о войне с Россией. Взволнованная, она почти подбежала к Футу:

— Немцы напали на Россию! — скороговоркой выпалила Эдит.

— Еще одна война? Сколько можно? — невозмутимо заметил англичанин.

Вечер стоял душный. Настежь открытые окна, выходившие в сторону Альп со снежными вершинами, не смягчали жары.

Немного освободившись от гостей, Сильвия подошла к Александру с бокалом шампанского в руке. Оно искрилось на свету. Фут тоже держал бокал с шампанским.

В отличие от Перро муж Сильвии был по-южному ревнив и подозрителен, поэтому ей приходилось глубоко прятать симпатию, которую она питала к англичанину.

Высокий мужчина во фраке и стройная женщина в черном платье стояли с бокалами в руках, улыбались друг другу, и никто бы не мог подумать, что они, а вернее, она говорила о таких серьезных вещах:

— Вы не верили, что немцы скоро нападут на русских. Маршал Антонеску будет с Гитлером. Мне страшно, Александр.

— Чего вам бояться, дорогая?

— Пламя войны охватило почти всю Европу. Оно доберется и сюда!..

— Швейцария — благословенный уголок. Я думаю, бог этого не допустит.

— Но разве вы не знаете, что Гитлер считает Берн, Базель и Цюрих немецкими городами?

— У этого господина завидный аппетит. Но как бы война с Россией ему не испортила его.

— Вы верите, что Россия сможет долго продержаться?

— Я думаю, что моя страна поможет России.

— А если бы вы сейчас были в Англии, вас бы призвали в армию?

— Я уже говорил вам, я белобилетник. Иначе я бы не стоял здесь с вами.

— Подумать только: мы принадлежим с вами к двум враждующим державам. Какая нелепость!

— Война вообще нелепость. Я бы собрал всех зачинщиков войны и высадил на необитаемый остров. Пусть бы они там перегрызли друг другу глотки.

В это время в зал вошли музыканты, приглашенные Сильвией Гелоу.

— Простите, я должна заняться концертом.

Гости стали рассаживаться. Александр Фут занял место в большом удобном кресле.

Перед концертом Сильвия Гелоу сказала несколько слов о композиторе, музыку которого им предстояло послушать. Румынский композитор Сигизмунд Тоцуда — воспитанник Клужской консерватории и музыкальной академии «Санта Сесилия» — был еще довольно молод. Ему исполнилось всего тридцать три года. Однако не только в Румынии, но и за рубежом его музыка пользовалась успехом. Этот успех объяснялся тем, что композитор опирался в своей работе на национальные фольклорные мелодии.

Гостям было предложено послушать концерт для струнного оркестра.

Во время концерта Александру Футу было интересно наблюдать за музыкантами. Уже по тому, как вел себя тот или иной музыкант, можно было судить о его характере. Вот этот чернявый, с виолончелью… В игре, казалось, принимают участие не только его пальцы, но и каждая клеточка его тела. И конечно же, лицо. Его мимика постоянно менялась.

Рядом с ним — изящная девушка в черном платье с арфой. Как хорошо смотрятся эти два «инструмента»: гибкое человеческое тело, созданное природой, и арфа, творение рук людских.

Когда концерт закончился, Сильвия Гелоу спросила Фута, как ему понравился Тоцуда.

— Эта музыка рождена народом, еще не испорченным цивилизацией. Она течет плавно, как река на равнине. Такова и жизнь этого народа — простая и естественная.

— Вы это хорошо сказали, Александр.

Около двух часов ночи гости стали разъезжаться. Фута домой подвезла Эдит на своем «шевроле».

По дороге они болтали о всякой всячине, и лишь перед Лозанной Эдит спросила:

— Что это весь вечер тебе напевала Сильвия?

— Сначала она говорила о политике. Потом о музыке.

— Только и всего?..

— Разве я дал повод для ревности?

— Нет, Александр, нет…

У дома они попрощались. Фут поднялся к себе наверх. Он немного устал. Александр принял ванну и сварил кофе. Кофе его освежил.

Из тайника он достал передатчик, развесил антенну. В четвертом часу ночи он вышел в эфир:

«В этот исторический час с неизменной верностью, с удвоенной энергией будем стоять на передовом посту.

Дора».

Это была первая радиограмма, отправленная группой Радо в Центр.

* * *

Вернувшись из Лозанны, Радо пошел к Эдуарду и Ольге Хаммель, двум своим радистам, проживающим в Женеве. Они уже знали о начале военных действий Германии против СССР.