Красные нити - [27]

— Вашу мать… — гневно выругался толстяк в красном свитере, и тяжело, кряхтя поднялся. — Что б я… За свои же деньги…

Ему помогли подняться подъехавшие люди, и проводили к бортику.

— Ну, вот видишь. — хмыкнул Мирон, и посмотрел на меня с улыбкой. — Я уже не один. Езжай, солнце. Я постою, и присоединюсь к тебе.

Я посмотрела на него с легким недоверием, затем оглянулась на лёд, задержала взгляд на двух самых резвых одиночках, и снова посмотрела на Мирона.

— Ты точно не обидишься?.. — боязливо спросила я.

— На что мне обижаться? — парень пожал плечами. — Это тебе стоит на меня обижаться… Я ж тебе не сказал, что я на коньках, как слон на шпильках…

Я засмеялась, быстро чмокнула Мирона в щеку, и развернувшись оттолкнулась. Я понеслась по кругу. Полетела вперёд, по льду, с нарастающей скоростью. Ревущий восторг волной подхватил меня, душа насытилась бесконечным счастьем. Когда я двигаюсь, когда мчусь по льду… Господи, я живу! Ярко, эффектно, в удовольствии, и совершенно счастливо!

Я сделала несколько кругов. Там, где было поменьше людей я, не удержавшись, сделала несколько лёгких прыжков. Это были обычные сальховы. Ни о каких более сложных прыжках на этих не самых лучших коньках, не могло быть и речи.

Мирон тем временем о чем-то разговаривал с мужчиной в красном свитере. Наверное, оба делились впечатлениями от саднящего во всех смыслах знакомства со льдом.

Перед моими глазами, как всегда, внезапно промелькнуло несколько быстрых видений из воспоминаний окружающих меня людей. Но, это были добрые, светлые и радостные воспоминания. Я несколько минут купалась в благодати человеческого счастья и самых позитивных эмоциях. И так же, как я тяжело переносила мрачные тягостные и пугающие воспоминания, я испытывала бурю позитивных чувств, переживая положительные эмоции людей из их светлых и добрых воспоминаний.

Мирон чуть позже присоединился ко мне. Я взяла его за руку, и мы очень осторожно, не спеша и бережно поехали вдоль бортика. Так мы проехали аж целых четыре круга. К концу последнего, мне удалось добиться того, чтобы Мирон хоть не много, пусть и пошатываясь, но всё-таки стоял на льду.

Спустя минут двадцать с лишним, мы сидели одном из кафе, которых в этом молле было около двух десятков, если не больше. Кафе сверкало и переливалось от сияния развешенных повсюду гирлянд. На каждом столике стоял стеклянный шарик с новогодним мотивчиком внутри. Нам с Мироном попались два обнимающихся снеговичка. Я взяла шар, взболтнула его, и поставила обратно на стол, любуясь опадающим внутри шара «снегом».

Одно из того, что люблю у русских, это их Новый год. Каким бы красивым не было рождество в Польше, и как бы не наряжался горделивый и старинный Краков, с Московским шиком, и всеобщим русским Новогодним ликованием ему точно не сравниться. Рыночная площадь, напротив Мариацкого костёла под час Рождества достойна любых открыток. Но то фанатичное и переполненное всеобщим бурным ликованием праздничное буйство, что творится на Красной площади, и в других оживленных местах… Мне лично, просто не с чем это сравнить. Русские отдыхают широко, ярко и долго. С размахом.

Вот и сейчас, уже две недели прошло с Нового года, и неделя с православного Рождества, а весь город (да и вся страна) всё ещё повсеместно сверкает и блестит новогодним шиком.

Нам принесли два безалкогольных глинтвейна, и две вазочки со сладостями рахат-лукум. Сладости здесь готовили самостоятельно, и притом отменно.

— А я смотрю ты совсем не устала, после того чемпионата в Ноябре. — чуть наклонившись ко мне, проговорил Мирон с ухмылкой.

— Так два месяца уже прошло. — я пожала плечами, и отпила из чашки с горячим напитком.

— Да, но в последние три недели перед тем, как улететь в Гётеборг, ты так усердно тренировалась, что мы вообще с тобой не виделись.

Я бросила на него чуть встревоженный взгляд, и быстро посмотрела в сторону. Я в который раз ощутила тяжелый пинок совести.

Да. Почти за месяц до соревнований Мег так нагрузила нас с Сашей, что мы чуть ли не жили на льду. И времени у меня не то, что на свидания с Мироном, а даже просто поспать, поесть и хоть какие-то уроки сделать просто не было. Абсолютно!

И конечно меня терзали навязчивые угрызения совести, когда на очередное предложение Мирона сходить куда ни будь, я вынуждена была отвечать отказом.

— Солнце, — Мирон мягко и ласково накрыла своей ладонью мою.

Я подняла на него не смелый взгляд.

Парень усмехнулся, чуть насмешливо, но по-доброму.

— Ну, чего ты опять приуныла. — хмыкнул он. — Я всё понимаю… Не буду говорить, что мне нравится такое положение дел, но…

— Мирон, я…

— Подожди, — Мирон поднял палец, и я осеклась, — я не собираюсь тебе жаловаться, или в чем-то тебя обвинять. У меня нет таких прав, потому что я давно понял… — тут он широко и довольно улыбнулся, — какое сокровище мне досталось.

Он выразительно посмотрел на меня. И у меня на короткое мгновение всё застыло, замерло и сжалось внутри. Чуть сдавило грудь и горло, слегка закружилась голова. А затем всё тело наполнилось вибрирующей, горячей пульсацией. Бешено, как в истерике билось сердце. Усилилось головокружение. Меня сковало дикое смущение, по-прежнему было трудно дышать, а в голове хаотично роились противоречивые мысли.