Красные нити - [11]

— Люда… — проговорил он глухим, металлическим голосом. — Я… не успел ничего сделать.

— Что?.. — не поняла девушка, но резкий укол беспокойство пронзил её грудь. — Ты о чём?..

Она сделала несколько шагов, и вскрикнула.

У ног Сильвестра, в луже крови лежал Мартин, её любимый далматинец.

— Мартин! — вскричала в панике Людмила и бросилась к псу. — Мартин! Господи!.. Вызывай скорую! Что ты сидишь!!! Сильвестр!!

— Люда…

— Боже… Мартин!.. Как же это… — заливаясь слезами, стоя на коленях, Людмила прижимала к себе бездыханное тело далматинца. — Мартин… Ты что… Как… Как это… Боже… нет… Сильвестр! Сильвестр! Ну позвони врачам! Ну, что ты сидишь?! ЧЕГО ТЫ ЖДЁШЬ?!

— Люда! — рявкнул Сильвестр и Елизарова вздрогнула, вжав голову в плечи, она испуганно взглянула на своего гражданского мужа.

Тот встал с кровати. Руки его были в крови.

— Он мёртв! — жестко и холодно произнёс Сильвестр.

— Что?.. — дрожащими губами пролепетала заплаканная и перепуганная девушка. — Что ты… Что ты такое говоришь?..

Тушь нехотя, расплывалась на её лице возле глаз, слезы оставляли бледные полоски на щеках, стекали на губы, и дальше вниз на шею.

Девушка опустила взгляд на далматинца. Его черно-белая шерсть была багровой возле горла. А взгляд светло-карих глаз остекленел и погас.

Девушка прижала голову любимца к груди, склонилась над ним и тихо зарыдала. Сильвестр не мешал ей. Мужчина, стоял над плачущей девушкой и задумчиво смотрёл на неё.

— Хватит, Люда. — он тронул её за плечо. — Пса нужно похоронить.

Елизарова ничего не ответила. Она крепко обнимала голову верного питомца, и пыталась справится с горькой, злой, саднящей болью. Она не могла принять, не могла осознать. В эти секунды она не могла поверить, что маленький, тявкающий щеночек, который вырос в озорного и шумного красавца-далматинца теперь безвозвратно далёк от неё.

— Мила, — снова прикрикнул на неё Сильвестр, — Мартина нужно похоронить. Он это заслужил. Идём. Вставай…

— Как это случилось?.. — прошептала девушка.

— Напоролся на разбитую строительную пилу… Ты же знаешь у нас ремонт в подвальных помещениях гаража.

Людмила мягко нехотя отстранила пса, со слёзной нежностью посмотрела на его морду. Ласково погладила дрожащей ладонью.

***

Бронзовый Range Rover проворно взбирался по заснеженной дороге. Они ехали вверх, среди ночи, в глубину заснеженного леса, где располагалось семейное кладбище Гольшанских. За окнами автомобиля свирепствовала метель. Завивающиеся на ветру россыпи снега напоминали бесформенных призраков в ночи. Людмила держала на руках завёрнутое в одеяло тело Мартина. Она не следила за дорогой, она забыла про пугающие её письма и связанный с этим кромешный ужас. Она безмолвно, не видящим взглядом смотрела перед собой, гладила завернутое в одеяло тело пса, и вспоминала. Вспоминала светлые деньки, когда Мартин радовал её своими выходками, беспокойной беготней, звонким лаем и бесконечными играми. Она вспоминала, как пёс любил гонятся за разными мячиками. У него даже было два любимых. Оранжевый с округлыми пупырышками и синий, резиновый. Он мог ловить их даже на лету, в ловких прыжках. А теперь его нет… И те лучики света, добра и беззаветной дружбы, что он дарил своей хозяйки канули в вечный холод темноты.

Они добрались до места. Сильвестр остановил автомобиль, заглушил мотор, молча вышел на улицу. Не смотря на дикий холод снаружи и бурную метель, мужчина накинул на голову только тяжелый капюшон своего толстого пуховика.

Людмила в зеркале заднего вида увидела, как Сильвестр достаёт лопату из багажника Range Rover-а. Гольшанский проворно и быстро выкопал довольно глубокую яму, и жестом пригласил Людмилу выйти.

Прежде, чем выбраться из автомобиля Елизарова застегнула все, что только можно было застегнуть на своей куртке, одела шапку, натянула капюшон и подняла шарф чуть ли не до переносицы. Сильвестр открыл ей дверцу, помог вынести тело далматинца.

Они встали перед вырытой ямой. Людмила с содроганием глядела во мрак, что сгустился и замер на её дне.

— Сама, или я? — коротко и сухо спросил Гольшанский.

— Я сама. — пустым тихим голосом ответила девушка, и прижала к себе тяжелое тело пса. Она осторожно слезла вниз, и там опустилась на колени. Гольшанский молча наблюдал за ней.

Девушка со скорбью погладила закутанное в одело тело, и прошептала:

— Я всегда буду любить тебя, Мартин. Надеюсь, моя любовь будет греть тебя в твоем собачьем рае.

Она снова плакала. Теплые слезы бессильной печали обильно стекали по щекам, и с соленым привкусом оседали на губах. Вместе со слезами уходила боль и горечь. Но оставалась пустота, печаль и удручающая грусть.

Девушка поднялась. Сильвестр помог ей выбраться из ямы, и начал засыпать разрытую землю, вперемешку со снегом.

Людмила стояла рядом и уныло наблюдала. Что за паршивый, мерзкий день выдался сегодня? Со скорбной флегматичностью во взгляде девушка наблюдала, как с каждым броском лопаты земля и снег покрывают сверток в цветном одеяле.

Это, кстати было не простое одеяло. Людмила закутала питомца в одеяльце, на котором тот спал, и которое обожал с детства. Так было правильно.

Сильвестр вдруг перестал закапывать собачью могилу. Уткнув лопату в заснеженную почву, он опёрся на древко, и тяжело глубоко вздохнул. Чуть задрал голову, и со странным любопытством оглядел окружающий их темный лес. Засыпанные снегом высокие деревья, казались чем-то единым, монолитным, гигантским и могущественным.