Краснокожие - [89]

— Я вполне понимаю, каково должно быть ваше беспокойство относительно вашего брата, но могу вас уверить, мисс Оппортюнити, что ваша дружеская услуга не будет забыта мною, когда дело коснется вашего брата.

— Если так, то почему бы вам не позволить инджиенсам теперь же отнять его из рук ваших друзей, настоящих индейцев? — живо подхватила она. — Я готова поручиться вам за него, что он тотчас же покинет эти края и не вернется сюда в течение нескольких месяцев, если только вы того требуете, до тех пор, пока эта история не будет забыта.

— Значит, посещением инджиенсов мы сегодня обязаны, собственно говоря, вашему брату; они явились сюда с намерением вырвать его из наших рук, да?

— Отчасти так; они непременно хотят вернуть его, не допустить суда, потому что он является хранителем всех тайн антирентистов, и они очень опасаются за него, чтобы он не выдал их под впечатлением страха или под угрозой наказания. Они знают, что если он успеет сообщить хоть четверть того, что ему известно, то здесь в течение целого года не будет ни одного спокойного дня.

Не успел я ответить ей на эти слова, как меня позвали вниз; инджиенсы приблизились уже настолько, что дядя счел мое присутствие необходимым. Когда я очутился опять под портиком, толпа их уже группировалась около той кучи развесистых деревьев, где с полчаса тому назад расположились наши краснокожие гости. Тут инджиенсы остановились. За ними быстрыми шагами приближался к дому почтенный мистер Уоррен, нимало не смущаясь, как видно, присутствием этой многочисленной, заведомо враждебной ему толпы. Он торопился достигнуть дома, прежде чем эти люди успеют преградить все входы в него.

Старик миновал уже толпу ряженых и находился на полпути между той группой деревьев и домом, как десяток инджиенсов вдруг отделились от толпы и последовали за ним, видимо, намереваясь преградить ему путь и, быть может, собираясь даже арестовать его.

В этот момент, когда все мы невольно поднялись со своих мест под впечатлением общего сочувствия и расположения к нашему уважаемому пастырю, Мэри бросилась вперед и в одно мгновение очутилась подле отца, которого она обхватила обеими руками, точно стараясь укрыть его от преследователей и умоляя его бежать скорее и укрыться в доме. Но мистер Уоррен счел за лучшее не бежать и не искать спасения под чужой кровлей, а будучи уверен в том, что ничего дурного или такого, что не входило бы в круг его обязанностей он не сделал, остановился и обернулся лицом к тем, которые его преследовали, выжидая, что будет. Это невозмутимое спокойствие и доверчивость священника окончательно смутили преследователей; предводители их приостановились и стали о чем-то сговариваться между собою, а затем медленно повернули назад и вновь присоединились к главной группе, из которой они только что выделились, предоставив мистеру Уоррену и его дочери беспрепятственно продолжать путь.

Священник поднялся по ступенькам портика с таким же спокойствием, с каким обыкновенно входил в свою церковь. Ни малейшее облачко гнева, досады или смущения не омрачало его приветливого лица. Что же касается Мэри, то никогда еще до сей минуты я не видал ее такой прелестной, как теперь, когда она об руку с отцом входила по ступеням портика, еще взволнованная и прекрасная, с выражением нежности и доверчивости на лице и в глазах.

В продолжение всей этой сцены индейцы казались столь же безучастными, как каменные изваяния. Ни один из них не повернул головы и не отвел глаз от Сускезуса, несмотря на то, что все они отлично сознавали, что враг был уже совершенно близко, всего в нескольких десятках шагов от них. Казалось, будто это безучастное отношение индейцев к непрошенным гостям передалось и переводчику, который как раз в тот момент, когда инджиенсы преследовали мистера Уоррена, закуривал трубку и ни на минуту не отвлекся от своего занятия, несмотря на неистовые завывания и крики мнимых индейцев и на ту тревогу, которую испытывали в это время все мы. Мистер Уоррен сообщил нам, что, увидав в окно своего дома проходивших мимо него людей в таком большом числе, он последовал за ними, желая быть посредником между нами и ними.

— Уничтожение балдахина, конечно, уже подготовило вас к чему-нибудь не совсем обычному, — сказала бабушка, обращаясь к мистеру Уоррену. Но оказалось, что священник ничего об этом не знал; он был крайне удивлен, но сожаления его были довольно холодны.

Тем временем инджиенсы, постояв неподвижно на своих местах, развернули фронт и двинулись вперед со страшным топотом, отбивая ногами землю и как будто желая запугать нас этим. Но никто из нас не проявил по этому поводу ни малейшего беспокойства, даже дамы, и те не трогались со своих мест, не говоря уже об индейцах, которые не обращали на них ни малейшего внимания; эти люди, казалось, считали должным согласовывать свое поведение с поведением Сускезуса: до тех пор, покуда он остается неподвижен, все они будут поступать точно так же. Расстояние между портиком и группою деревьев, о которой мы упоминали выше, было не более ста шагов, и чтобы пройти его, требовалось очень немного времени. Однако я заметил, что по мере приближения господа инджиенсы замедляли шаги и линия их фронта заметно утрачивала свою первоначальную правильность, но зато топанье и отбивание земли каблуками становились все громче и громче, как будто они старались придать себе храбрости этим шумом. Подойдя к дому на расстояние всего каких-нибудь пятидесяти шагов от нас, они остановились и только продолжали неистово топать ногами, вероятно, в надежде заставить нас обратиться в бегство. Я счел этот момент удобным, чтобы заявить им о своих правах на своей земле. Выйдя вперед на выступ портика, я знаком потребовал тишины и внимания, давая понять, что хочу говорить с ними. Топот тотчас же прекратился, и водворилась полнейшая тишина.